– Расходитесь, живо! – успел он вымолвить, убегая в сторону складов.
Мы стояли, не понимая в чем дело, уходить из нас никто даже не подумал, любопытство над происходящим взяло верх. Минут десять мы стояли в ожидании чего-то, раздался громкий гул сирены, который становился все ближе, я чуть было не стал убегать, крикнув, что это полиция и лучше нам разбежаться, чтобы нас не забрали в темную маленькую клетку в задней части машины. Конечно, навряд ли кто-нибудь из моих друзей понял, о чем я. Мы увидели белую машину, с красной линией и знаком красного креста на капоте.
– Это скорая помощь, это врачи, мой отец работает водителем на такой машине, вдруг там он, – сказал Лев, самый неуверенный, молчаливый, но хитрый мальчишка среди нас. Он совсем не производил впечатления могучего льва – царя мира животных. Он всегда уходил, когда начиналась какая-нибудь заварушка. Мы даже не заметили, как он пропал после этих слов.
Скорая подъехала к саду, и водитель вышел, чтобы отпереть ворота, в это время две женщины в белых халатах быстро направились к нам. Они мгновенно заметили бедолагу на крыльце. Пока одна из них осматривала и слушала его сердце через стетоскоп, другая готовила шприц, чтобы сделать укол.
– Дети, что он делал? – спросила врач и разглядывала нас, ожидая, кто же ей ответит, все молчали.
– Он пил из той бутылки и уснул, – быстро ответил я и врач сразу схватила бутылку, которая скатилась под крыльцо, она взяла ее и медленно поднесла неблизко к носу.
– Боже, пахнет как ацетон.
Второй врач в это время сделала укол и ждала реакции. Подъехала машина, мужчина с большим животом лениво подошел к нам.
– Что тут за собрание детей, этот детский сад давно закрыт, – с улыбкой сказал он и, взяв бутылку у врача, поднес к своему носу. – Более смердящего запаха быть не может. После этого пойла непонятно, как эти самоубийцы вообще могут очнуться.
– Забираем его, будем реанимировать! – сказала самая взрослая женщина, бедолагу погрузили на носилки и закатили в салон машины, захлопнув двери. Мы видели сквозь небольшое окно, как они суетятся и прикладывают к его груди дефибриллятор. Конечно, мы не знали тогда, что это и зачем они делают все это. Машина быстро уехала, и мы остались в саду в полной дезориентации.
– Зачем они его увезли? Когда мой отец не может меня разбудить, он обливает меня холодной водой из кружки и я подрываюсь, как сумасшедший, почему они не сделали так же? – сказал Родион. Родион был самым маленьким из нас, не по возрасту, а по массе стела. Он любил всякие безделушки, стеклянные разноцветные банки, пачки от сигарет, крышки от бутылок, он вечно таскал их домой. Мы интересовались зачем ему это, а он всегда переводил тему. Мы считали его чудаком, но он был искренним, всегда спокойным и рассудительным, а когда мы играли в лапту, он лучше всех вышибал мяч и бежал, как гепард.
– У взрослых все по-другому, – ответил Альберт, и мы все задумались, это был вполне философский ответ.
Пробыв немного в саду, мы стали расходиться по домам. Возле своего дома я увидел толпу людей, ту самую скорую и темный небольшой грузовик с натянутым синим дырявым брезентом. Грузовик стоял через дорогу, так как у подъезда, где стояла скорая, не было места для парковки. Проходя мимо, я увидел плачущую девочку лет шестнадцати, она была симпатичной блондинкой и ее грустное заплаканное лицо не делало ее не привлекательнее.
– Допился. Еще один в коме лежит в больнице. – А не надо пить, надо работать и семью кормить. – Мужик нормальный, а тут смотришь, без семьи остался и уже бутылки собирает, – шептались в толпе.