– Займись своим здоровьем, – встал я с небольшого креслица, – особенно психологическим. Тебе нужно покончить с нервозностью.

– Я стараюсь медитировать каждый день, – закивала она.

– Я пойду в библиотеку.

– Работать? – Тома отняла взгляд от книжки по артефакторике, – так поздно?

Уже несколько дней она изучала медальон Ордена Новой Маны, который я забрал у Елены Петриной еще на дуэльном фестивале. Тома пыталась понять, как он действует и как искусство личной трансгуманизайии вышло за пределы рода Орловских.

– Полистаю черный дневник еще немного.

– Не увлекайся им, – встала Тома и подошла ко мне, – иногда я боюсь, что ты можешь из него не вернуться, – проговорила она полушепотом, – что твое сознание останется внутри этой жуткой книжки.

– Не засиживайся, Стас, – не ответив Томе, бросил я взгляд на братика, развалившегося прямо на ковре у пустого камина и читающего какую-то книжку про магических существ.

– Хорошо, Игнат, – поднял он на меня глаза.

– Игнат, – остановила меня Тома, – я волнуюсь.

– Все будет хорошо, – улыбнулся я девушке.

В библиотеке было тихо. Лишь шуршание пустых страниц черной книги прерывало эту тишину время от времени. Видение, что я видел, открыв дневник, все еще было тем же.

Каждый раз, погружаясь внутрь, я подмечал все новые и новые мелочи. Новые особенности и детали, которых не видел раньше. Однако ни одна из них не меняла картину в целом. Не делала ее яснее. Каждый раз, все повторялось.

– Секреты проекта “Геката”, – закрыл я книгу, – как же их раскрыть?

Пока что работа в библиотеке не дала внятных плодов. Информации в книгах и свитках по снологии было так много, и она была столь противоречива, что разобраться в этом стало просто невозможно.

Оставалось лишь два варианта: встреча со снологом, которую организовывал мне Денис Фомин, и девушка-кошмарница, что приходила в себя в госпитале.

Причем ставку я делал именно на нее. Ее сила была невероятной. Манипулировать снами других людей таким образом было недоступно снологам. Обычная снология – это работа с человеком, его сном и его разумом внутри сна. Сон можно изменить. Человека в нем можно изменить. Но чтобы эти изменения влияли на действительность… такое снологом недоступно. Как считалось раньше. Но эта девочка нечто совершенно другое. Она – снящая иного порядка.

– Можно? – со скрипом открылась дверь в библиотеку, – уже поздно. Что не спишь? – проговорила Тома.

– Входи, – разрешил я, – могу задать тебе тот же вопрос.

Девушка вошла, и я улыбнулся, потому что Тома была в прозрачном пеньюаре, сквозь который просвечивало красивое бежевое белье. Несколько смущенно она вошла внутрь.

– Не спится, – загорелась она румянцем, обняла плечи.

– Что ты задумала? – хмыкнул я.

Совсем недолго девушка колебалась, потом поправила сползающую на изящное плечико, бретельку и уже решительнее пошла ко мне.

– Я… я хочу поговорить, – села она на кушетку, что была справа от стола.

Девушка выглядела робкой: взгляд опущен, румянец на лице, сжавшаяся и напряженная поза. Я обратил внимание на ее ножки: красивые широкие бедра, изящные голени, маленькие ступни – все это радовало глаз.

– О чем?

– О… нас. Нас с тобой, Игнат, – подняла она глаза, посмотрела решительнее.

Я вздохнул, улыбнулся ей.

– Разве есть мы?

– В моей голове… – Сглотнула девушка, – в моей голове да. Есть. Я постоянно думаю о тебе. Уже давно сама не своя. Это странно, – хохотнула она растерянно, – ты в теле, которое младше меня на два года, но душа твоя, Павел Замятин, старше на все десять, – она подняла глаза, – и это видно. По тому, как держишься, что делаешь, как говоришь. Когда… – она засмущалась, – когда я думаю о тебе, внутри все горит. Ты не выходишь из моей головы. Но… но я знаю, что у тебя есть та, ради которой ты затеял все, – она развела руками, – все это! Твоя Екатерина, которую ты так стремишься вернуть.