– Напрасно, Василий Михайлович. Рылеев образованный и весьма деятельный человек. Только в этакую даль дальнюю, уж поверьте знающему человеку, колонистов толковых сосватать – большая проблема. А от сброда и проку никакого… А насчёт «русских завтраков» – так ведь кто только не съезжался к Кондратию на Мойку: и знатные особы, и литераторы, и дамы света не брезговали. Но я вас одной водкой да капустой с хлебом потчевать не собираюсь.

VIII

Толстой подозвал жестом хозяина, дающего в стороне круги соколом над лебяжьим выводком:

– Ну, сказывай, Устин, чем потчевать намерен?

– На закуску балычок рекомендую. Намедни только получили… На цвет – янтарь как есть: хоть в оправу вставляй да девок одаривай.

Граф выразительно посмотрел на князя – мол, каков экземпляр! Тот одобрительно улыбнулся.

– Икорка само собой: белужья зернистая – икринка к икринке – да паюсная ачуевская-кучугур с распахом – на срезе каждая икринка пополам аккурат, как если бы яблоко какое. Рыжики солёные имеются. Еловые. Дух такой, что зажмурюсь – и как будто у себя в ярославском лесу окажусь… Под это дело зубровка хороша будет. Сами настаиваем из полугарного хлебного вина и медком её липовым смягчаем. Катится, как салазки в Рождество…

– Полугарное? – князь, имеющий мало языковой практики, всякий раз спрашивал значение незнакомых ему слов.

– Это у нас ещё Петр Первый завёл так испытывать на качество хлебное вино, – отозвался граф. – Зажгут меру, и несгоревший остаток должен составлять ровно половину от того, что было. Отсюда и название – полугарное.

Ободрённый кивком Толстого, ярославец продолжил:

– Следом селяночку – со стерлядкой. Вчера ещё в Днепре плескалась, нагулянная – жирники злато и только! Глянешь в тарелку – так словно кто империалов сыпнул. Тут же расстегайчики с судачком да печёнкой налимьей…

IX

Рядовой Преображенского полка хлопнул ладонью по массивной столешнице, не дав трактирному златоусту довести речь до конца:

– Вот что он творит, Василий Михайлович, а?! Так ведь и слюной изойдёшь, пока дослушаешь до конца. Подавай уже, ирод! Ну и всего, чего ещё полагается…

Хозяин, довольный такими словами, кивнул половому, и тот метнулся на кухню.

– А поросёнок молочный есть ли? – не удержался от дальнейших расспросов Толстой.

– Как не быть! Изволите понежней – со сметаной? Или румяного? Это так, чтобы корочка с хрупостинкой, для того водочкой смочить…

– Давай уж с этой самой хрупостинкой твоей! Да и смотри, чтобы на блюде, непременно целиком.

Устин удалился, только завидев двух половых. Молодцы несли на вытянутых руках большие подносы, каждый величиной с колесо телеги. На них уже что-то дымилось в порционных сковородочках в окружении серебряных жбанчиков с икрой и фарфоровых тарелочек, уложенных ломтиками провесной, нарезанной в толщину ассигнаций ветчины и ещё – сразу даже и не разберёшь – чем-то. Дополняла этот натюрморт золотобокая тыква с бременем неженских солёных с хреном и смородиновым листом огурчиков.

– Да осилим ли всё, Фёдор Иванович? – шутливо взмолился Верейский. – У нас ведь с вами желудки не малороссийских помещиков.

– А это ничего, Василий Михайлович. Мне и полюбоваться на родную пищу отрадно. Где не живот, там глаз порадуется. Не каждый день.

X

Когда нахлынувший разом от услышанного и увиденного приступ голода ретировался под стремительным натиском закусок, беседа возобновилась. Теперь слово держал Верейский:

– Надо признать, всё действительно вкусно, – он указал на яства перед ними. – Хотя для меня всё это не имеет иной ценности, кроме гастрономической. Моих предков вынудили покинуть родину ещё при Иване III. Польский король и великий князь литовский Казимир IV обласкал беглецов. Как-никак – Рюриковичи! Ведь мой полный тёзка приходился внуком Дмитрию Донскому. На случай войны с Москвой такого валета в колоде претендентов на трон можно было удачно разыграть. Король наделил предка уделом в Смоленском воеводстве. То поместье до сих пор остаётся за Верейскими. В состав Российской империи земли вошли ещё при Алексее Михайловиче, но подлинно русскими они так и не стали. Смоленское дворянство лишь недавно перестало именовать себя шляхетством. Как и читать польские книги, и жён себе брать из Польши, а не из России. Сам же я большую часть зрелой жизни провёл в Европе. По крайней мере, с её кухней и нравами я знаком больше, чем с теми, что бытуют у дворян в русских губерниях.