– Ты внучка Корнелиуса ван Лейдена?

– Да. Если он тебе нужен, так он там. – Девушка показала на мастерскую.

– Я бы предпочел поговорить с тобой, – дерзко заявил Морис.

Девушка одарила его ледяным взглядом:

– И кто ты такой?

Морис быстро представился, объяснил, кто он, и добавил:

– Я родня торговцу Дойлу, из Дублина.

– А-а… – Лицо девушки посветлело. – Да, мы знаем его.

Морис выведал, что девушку зовут Еленой, что их имение находится всего в нескольких милях к северу отсюда, у побережья, и что она провела там с дедом все лето, но вскоре они вернутся в Дублин.

– Может быть, я увижу тебя там? – предположил Морис.

– Может быть.

В это мгновение вышел ее дед, и Морис представился ему.

– Сын Уолтера Смита? Ну да.

Старый джентльмен был вежлив, но весьма сдержан и сразу дал понять, что у них с внучкой есть дела. Морис ушел, но заметил, что в тот момент, когда дед не мог этого видеть, Елена оглянулась через плечо.

В конце 1640 года Фэйтфул Тайди решил, что с него довольно.

– Как же я буду рад, когда закончу Тринити! – заявил он отцу. – Лишь бы избавиться от этого старого черта!

И в самом деле, он начал даже сомневаться в том, что у доктора Пинчера все в порядке с головой.

В течение ноября стало понятно, что Пинчер пребывает в состоянии подавленного возбуждения. Король Карл, униженный шотландцами и не имевший денег на то, чтобы выплатить им компенсацию, был вынужден снова собрать английский парламент. Но как только парламент собрался, его разъяренные члены стали действовать решительно. Уверенные, что король и его министр задумали католический переворот и что католическая армия, собранная в Ирландии, будет брошена на них, они обвинили во всем получившего недавно титул графа Уэнтуорта.

– Его заперли в Тауэре, в лондонской тюрьме! – ликующе сообщил Пинчер молодому Фэйтфулу.

Парламент нанес сокрушительный удар по королю Карлу и был готов уничтожить его главного советника.

– Отдайте его нам, – заявили парламентарии, – или не получите ни единого пенни.

Кое-кто подозревал, что парламентариям хотелось и самого короля окончательно взять под свою власть.

Поскольку обвинение предстояло доказать при судебном разбирательстве, нужны были доказательства злодеяний Уэнтуорта, и потому посыльные носились туда-сюда между Лондоном и Дублином. Уэнтуорт, пока он был лордом-наместником в Дублине, своим деспотизмом нажил немало врагов, как католиков, так и протестантов, и Пинчер теперь не делал тайны из своей ненависти к нему, тем более что это уже не было опасно. Однажды утром Фэйтфул увидел, как из квартиры старого доктора выходит один из тех людей, что готовили обвинения против Уэнтуорта.

В декабре стало известно о дальнейшем развитии событий. Некоторые из пуритан, заседавших в лондонском парламенте, теперь открыто предлагали упразднить всех епископов и установить в Англии Пресвитерианскую церковь. Когда Пинчер услышал об этом, на его лице отразилось нечто вроде восторженного экстаза.

Но почему же в таком случае сейчас, когда все его враги повержены, доктор Пинчер был одержим идеей, что ему что-то угрожает?

– Надвигаются темные силы, Фэйтфул! – настаивал он. – И мы должны быть готовы к встрече с ними.

Прошло Рождество. В январе и феврале 1641 года в Дублине было вполне спокойно. По мере приближения суда над Уэнтуортом становилось понятно: английский парламент полон решимости уничтожить его любыми законными средствами. Говорили, будто есть некие доказательства того, что Уэнтуорт намеревался направить собранную в Ирландии армию против самого парламента.

– Нет, этот суд ему не пережить! – заявляли его враги.