– Попроси еще, мне это так нравится.

– Прекрати.

Тетя была не в состоянии злиться, когда она последний раз спала?

– Хорошо.

Шаги двинулись в сторону, видимо он уходил. Дыхание Лис участилось, она медленно выдохнула.

– Пожалуйста, Том. Умоляю тебя. Она еще ребенок. Прошу, разорви помолвку, я уже говорила, что готова стать твоей! Пожалуйста… Пожалуйста… Даю слово, я буду тебе хорошей женой, мы можем это сделать сегодня, завтра, когда ты пожелаешь, только пожалуйста….

– Хорошо, – снова произнес он перебивая.

– Ты согласен? – не могла поверить тетя.

– Да, даю слово, я запечатлюсь с тобой, бесовка, – надменно произнес он, потом послышалось бульканье в бутылке и тихий щелчок замка, – если девчонка умрет.

26 апреля 68г.

Медленно открыла глаза – темно и тихо. Где я? С трудом вспомнила последние события, хотя предпочтительнее все забыть.

Судя по всему, нахожусь в больничном крыле. Значит, не умерла, не получилось, просто ослепла и оглохла.

– Я был уверен, что ты не выкарабкаешься, пищалка, – резкий голос нарушил тишину.

– Я… все-таки… не оглохла! Что ты… здесь делаешь?

Мой голос скрипел как старые ржавые петли нашего сарайчика, дышать тяжело, глазницы горят как прожженные. Мне не следовало открывать рта, потому, что кажется, даже движения губ причиняют мне боль. Но, почему же я не испытываю страха? Рядом Фестон, в этом не сомневаюсь, он вновь пьяный и злой, а я его не боюсь! Видимо меня чем-то изрядно накачали, другого объяснения нет.

– Тебе не повезло, глупая девчонка, мать положила скарификатор в карман медхалата, – смех, видимо этому больному придурку, нравится свой хохот. – Выпей ты жидкость из ампул, что скинула на кушетку – умерла. Но вопреки всем твоим действиям, ты жива! И я все-таки обручен с Варт. Пусть не с Лис. Но знаешь, так даже лучше, совсем юное тело, такое маленькое и хрупкое. И я даже рад, что ты не оглохла. Потому, что, пищалка, ты будешь слышать мой голос каждый день, видеть мое лицо…

– Не обольщайся, на слепоту… я… все еще… рассчитываю, – вставила не выдержав.

Я услышала, как он вскочил, кресло на колесиках отъехало и ударилось о стену, щелкая выключатель. Люминесцентные лампы затрещали и включились. Яркий свет выжигал глаза.

Фестон словно подлетел, схватил меня левой рукой за волосы и потащил к зеркалу, которое висело напротив койки. Непослушные ноги согнулись в коленях, и ему пришлось волочь меня по холодному кафелю.

– Пусти…пусти меня урод! Пусти! – я вопила сквозь боль и слезы, пытаясь отцепить его руку от своего затылка, но, кажется, это его только забавляло.

– О, ты еще не видела уродов, пищалка, – он швырнул бутылку, освобождая правую руку, подхватил меня за талию и ткнул лицом в зеркало, – мы с тобой будем прекрасной парой, девчонка. Смирись и возрадуйся.

Сопротивляться не было сил. Я повисла на его руках и попыталась сфокусироваться на отражении. Мои глаза слезились от света, боли и беспомощности, волосы на затылке были туго натянуты, подбородок поднят так высоко, насколько это возможно. Проморгалась, слезы побежали по щекам позволяя видеть, и я впилась взглядом в отражение. Он был выше меня на голову. Отросшие пепельные волосы падали на синие глаза, которые поглощала чернота безумной ярости. Том склонил голову, провел носом по моей щеке, и его пьяное дыхание обожгло мою шею.

– Ты… мерзок, – прошептали мои бледные, сухие губы.

– Постарайся не выражать отвращение так явно, – прошипел он и вышвырнул меня на пол.

В ладони впились осколки разбитой бутылки. Я зло подняла на него свои глаза, жаль, нет сил подняться, иначе я бы вонзила стекла в это самодовольное лицо.