– Тишь, меня сегодня окончательно с работы выпроводили, – он поднимает обведенные темными кругами глаза, и в них стоит глубокий омут вселенской обреченности.

– Правда? И что теперь?

– Ничего! Надо работу искать. Твои родители могут помочь? – сразу после универа Тишкины родаки сумели затолкнуть дитятю в «Методический центр развития образовательных программ» – малоприметный термитник на задворках горадминистрации. Жуткое место – двухэтажное строение, разбитое на двенадцатиметровые клетушки-кабинеты, в которых в советские времена (тогда это учреждение называлось как-то по другому, но функции выполняло те же) ставили по два стола. Но работа здесь – подальше от школоты и необходимости зарабатывать варикоз у классной доски – считалась престижной, и в двухтысячные в кабинеты стали втаскивать по третьему столу, в десятые – по четвертому и пятому. Бедному Тишке, чтобы протолкнуться к своему тронному месту, приходилось проявлять таланты эквилибриста. В этих клетушках каждый сантиметр, на который сдвинут соседский стол, становился и поводом, и причиной для скупой мужской истерики с вполне обоснованными подозрениями по поводу того, что его не уважают, его выживают, и другие лезут по его голове на должности завотделов и ведущих специалистов.

Но увольняться из термитника Тишка не хотел ни в какую. Хотя и платили ему гроши, и перспектив с его дохляцким темпераментом и отсутствием практической сметки по подсиживанию ближнего своего у него не было никаких.

– Нет, ты что! Знаешь ведь, как сейчас строго! – это по поводу помощи от его родителей. – Если какой непотизм засекут, то сразу! —Тишка ускоряет поедание макарон, демонстрируя, что хотя бы в этом он – «мужик что надо». Добирает куском хлеба остатки соуса, говорит: «Уф-ф-ф!» – и откидывается на спинку кресла.

– Слушай, кис, а я ведь один эту квартиру не потяну. У нас тоже сейчас утряски с усушками. И в плане зарплат, и в плане премий. Что думаешь? Может, на время, пока вопрос решается, по родителям разбежимся? – «по родителям разбежимся»! Прямой текст: «Я – к своим, ты дуй к своим!»

И проблема не в том, что Тишка меня разлюбил – при его придавленным мамашей либидо говорить о любви даже в наш букетно-пирожный период было бы опрометчиво. Просто нашли друг друга два несчастья: девушка с комплектом прелестей героини фейхтвангеровского романа и мальчик, которому «надыбить» другую телку просто не хватает тестостерона.

А теперь несостоявшейся семье юных гуманитариев предстоит окончательно распасться. Потому что даже если «вопрос решится», еще раз Тишку из-под маминого крыла не вытащить. Да и не хочется. Его элементарно и откровенно жалко – так ему хотелось все эти месяцы, проведенные в нашей однушке, домой, к маме. Чтобы она будила его по утрам нежным причмокиванием:

– Кролик, вставай! Пора ням-нямушки и на работку! – а вечером приносила в «кабинет» (диван перед телевизором) стакан подогретого морковного сока, ждала, когда он выпьет, а потом проводила «психотерапию»: рассказывала, какой он умный, какой способный и перспективный, и единственное, что мешает ему двигаться вперед – отсутствие стимулов.

Под «отсутствием стимулов» Тишкина маман понимает меня; а если говорить более конкретно – мои щечки. Вот если бы я была длинноногой белобрысой стервой с лицом, как у манекена в бутике женского белья, – проще говоря, дочерью ее подруги Аллы Степановны – вот тогда бы у Тишки появились могучие стимулы еще более заваливать свой рабочий стол никчемными бумажками, отвоевывать сантиметры проходов между столами в кабинете-двенадцатиметровке и даже влезть в кресло начальника отдела.