– Не понял. По сценарию Лиза ловит, – оглядел группу Доценко.

Эпизодница и сама была в шоке.

– Ой, простите, это я… автоматически.

Доценко сложился пополам от смеха.

Смех из павильона доносился даже сюда, гулко отдаваясь от заводских стен и десятиметровых потолков.

– Приколисты эти киношники, – любовно объяснил Петрович. – Чего только не бывает на съемках.

Подошли к дверям. «ТИХО. ИДЕТ СЪЕМКА», предупреждала надпись. Петрович понизил голос:

– Вы сейчас не мешайте, тихонечко тут. А как закончат, тогда и…

– Ясно, – кивнул Сашка.

Петрович приоткрыл тяжелую дверь, впуская гостей. И сам вошел, примостился в дальнем уголке. Будет что рассказать сегодня Кузьминичне.

Затаив дыхание, Таня и Машенька наблюдали за таинством съемочного процесса. Таня тут, считай, всех знала. И звезду Никиту Солнцева, и Ренату Черницкую из сериала «Берег любви», и Лизу Доценко из журнала, которая на этот раз поймала-таки букет. Таня ощутила, что она прикоснулась к чему-то недоступному, тайному и манящему. Ей даже показалось на миг, что это она – невеста, она эффектно падает на плечо жениху, подставляя для поцелуя губы. Это она машет, как первая леди, своим подружкам, это ее на руках несет Никита Солнцев. Некстати Таньке вспомнилась их с Сашкой свадьба.

Как они с матерью подсчитывали расходы на кухне, как брали в банке кредит. Как потом выплачивали три года. Как в бывшую столовку, а теперь «Ресторан Шахтер» набились и те, кого звали, и кому на халяву выпить. Как малахольная ее свекровь отжигала со свидетелем на танцполе, Сашкиным другом, на потеху гостям, и как за нее было стыдно и новой родне, и Сашке. Как Сашка напился и уснул мордой в салат. Танькин папаша тоже отличился, сцепился с дядей Толиком, и мать встряла, и все посра… А, лучше не вспоминать. Танька тогда была на седьмой неделе, ее мучил жуткий токсикоз. Когда этот ад закончился наконец, Сашка храпел на их брачном ложе, а она блевала в туалете, смывая в унитаз свои детские мечты о богатом принце, который увезет ее в далекое-далеко и, может, даже в Москву.

Сашка не рефлексировал. Киношная свадьба его мало интересовала. А свою он помнил смутно. Сашку интересовало другое – кто тут Доценко? Вся группа стояла в глубокой тени, к ним спиной. Куча народу толпится, с рациями, одеты все как попало, в джинсы и толстовки. Кто из них режиссер? Сашка почему-то думал, что режиссер это тот, кто за камерой.

– Стоп. Снято, – встал Доценко.

И у Сашки не осталось сомнений, кто тут главный.

– Шапка!!! – прокатилось по всему павильону.

– Шапка! Ура! Гуляем!!! – загалдели все разом. Киношники хлынули за черную ширму, отгораживающую площадку от «кухни», служебных помещений с коридором, откуда выходили двери в непарадный рабочий кабинет с аппаратурой, гримерки, костюмерную, курилку и замызганные туалеты. Да кого волнует изнанка? Разве что капризных актеров. Съемочную группу не волновало.

Сашка было собрался подойти, но Доценко задержался с двумя каким-то мужиками. Это были Володька и Шура. Свою тезку Сашка по темноте принял за мужика. Просматривали «комедию» – смешной и неудачный первый дубль с букетом. Брак.

– Лиза в первом дубле на крупном, конечно, себя показала, на повторе уже не то, – заглянул Володька из-за плеча Доценко.

– Разбор полетов потом. Идем отмечать! – скомандовал Доценко.

Тройка дружно поднялась и тоже исчезла за черной ширмой.

Танька толкнула Сашку:

– Ты чего не подошел-то к нему?

– Неудобно, думал мимо нас пойдут, а они – туда… И шофер куда-то пропал, – огляделся Сашка.

Верно, никого, кроме них, не осталось. Без яркого света все казалось потухшим, и скудное освещение пыльных люминесцентных ламп усиливало это гнетущее впечатление. Стали видны съемные «задники», декорации, клубки проводов. Стало видно, что это просто облупленный бывший заводской цех, и непонятно, как им отсюда выбраться, из этих катакомб, по которым кружил водитель. Отличное начало для фильма ужаса – семья приехала в гости к папе, а попала в заброшенный цех.