– Батюшка, вы так хорошо говорите, что у меня сердце замирает! Неужели Господь дарует мне такую радость? Я усердно молила Бога, чтобы он послал мне подвиг, крест, потому что чувствую себя неблагодарной, а Он посылает счастье – ведь это же счастье…

Отец Виктор улыбнулся и подозвал Витю.

– Что ж, решено венчаться. До поста три недели, вот через неделю и повенчаемся. Чего тянуть? У вас обоих впереди работы много: Виктору надо готовиться к экзаменам, да работу не бросать, Екатерине – быт обустраивать. Живите пока с родителями, а дальше – Господь устроит.

– Батя, сомневаюсь. Кто ж меня с таким «послужным» списком в семинарию пустит?

– Господь пустит, а мы похлопочем.

– Надо ли дело с судимостью пересматривать?

– Попробуй. Оно тебе ни к чему. Ни тебе, ни детям твоим. Но брата не засуживай – ожесточится.

Мать Кати как узнала о том, что свадьба через неделю, переполошились. Ведь платье не готово, Витя не одет, гости не оповещены, комната не обставлена! Однако делать нечего – благословение. Засуетились. С костюмом другу помог Максим – у него договор с модельным агентством и ателье, что шьют для спортсменов, там подобрали ему чёрную троечку. Кате тоже нашли платье, так как шить уже времени не оставалось.

По вечерам договорились по домам читать акафист Божьей Матери «Неупиваемая чаша». Витя отлично помнил, что бесы в его последнюю ломку не исчезли, а попрятались по углам, выжидают. Ему без молитвы нельзя! Скорей всего, теперь всю жизнь нельзя. Катя дала лампадку. Он затеплил, положил акафист и Евангелие, неторопливо покрестился. Читал медленно, останавливался, пил воду, опять читал. Каждая песня – мука возвращения к жизни. Ему плохо каждый день, внутри жжёт и крутит, акафист читается тяжело: голову давит, руки дрожат, Витька держится не силой воли и не упрямством, а тем, что его Бог за шкирку тащит. После акафиста – Евангелие и молитва за Мойшу, за Риту. И – тишина. И – сон: «Господи, пощади меня ради Кати».

Рита вернулась через пять дней опухшая и с синяком под глазом. Долго всхлипывала, ругалась, но стала мыть полы, ухаживать за Мойшей.

На венчание собрались родные и прихожане храма, которые переживали за Витеньку – многие плакали во время таинства. Невеста тоненькая, с огромными глазами и трогательным изгибом губ казалась рядом с женихом совсем девочкой, нежной и робкой. Бусы из белого жемчуга и алый румянец волнения придавали ей неповторимое очарование и сияли единственным украшением. Витя, наоборот, так переживал, что несмотря на склонность к красноте стоял бледный. Строгий костюм и бабочка очень шли ему, и уже трудно было угадать в этом крупном видном мужчине запойного алкоголика со стажем, и прихожанки не зря любовались «своим».

После поздравлений и фотографий поехали на Большую Журавлиху к родителям – там уже накрыли столы – гостей ждали. Собрались родственники и две Катины подружки. С некоторыми гостями Витя виделся и впервые. Катя знакомила:

– Это Степан. Ему двадцать три, студент пединститута, он не похож ни на мать, ни на отца, говорят – на деда по материнской линии. Юноша умный и молчаливый, а скорее, просто скромный. Дима, второй наследник дедовского особняка в Прудово, его жена Виола и их двухлетний сын. Я много рассказывала тебе про подругу, вышедшую замуж за брата, это Виола. Дима почти твой ровесник, он компаньон отца. А Виола младше меня, но выглядит взрослее. У них удачный брак, впрочем, по любви. Макса, его жену Алёну, их сына и Машу ты уже хорошо знаешь.

Приехал ещё Андрей, заведующий той больницы, где работал жених. Андрей привёз своих детей: шестнадцатилетнего сына и четырнадцатилетнюю дочь. Подростки казались странными. Мальчишка явно наркоманил – у Вити глаз намётанный. Дочка не по возрасту накрашенная. Но их отец понимал назревшие проблемы и, отдав дань семейной традиции, часа через полтора откланялся и уехал со своими отпрысками. Застолье прошло мирно и трезво, все вместе собирались нечасто, свадьбы тоже были редки – всего третья. Андрей женился без благословения, тайком.