– Зайчик, ты сегодня дома, как удивительно. Вы с Витей не поссорились?

– Нет, просто у него дела.

– Вот как? Занятой мужчина, однако.

– … У меня странное нехорошее чувство, будто… что-то не так сделала. Наверное, потому, что вчера не помолилась за Витю, теперь грустно. Но перед сном обязательно помолюсь…

– Я сварила варенье из тыквы – оригинально. Хочешь попробовать?

– Я почему-то ничего не хочу… Мне почему-то хочется плакать, даже рыдать – странно, ведь вчера я чувствовала себя такой счастливой…

– Да? А что произошло вчера?

– Витя меня поцеловал.

– Что?!

– Ну, наверное, пожалел меня, ведь я липну к нему. Да-да, мама, к тому же всё время говорю, что некрасивая – вот он поцеловал, чтоб я так не думала.

– Это Виктор сам сказал?

– Нет, он ничего не говорил, я говорила.

– О чём же, если не секрет?

– Ну, типа, пусть он не считает, что раз поцеловал, то обязан любить, что я ничего не жду, пусть всё останется по-прежнему, ведь он не по любви, а из жалости.

– Боже мой! Катя, всю эту галиматью ты ему в лицо высказала?

– Мама, но ведь так благородно, возвышенно, к тому же честно! Не надо жалости, я вполне смогу прожить старой девой и помнить его поцелуй как самые счастливые мгновения жизни!

– Доченька, но ведь… ты его обидела, я даже боюсь, что очень сильно обидела – разве не поняла, не почувствовала?

– П-п-почувствовала, – выдавила из себя Катя, полетев кубарем с вершины своего самолюбования, и слёзы покатились из её глаз градом. – Он теперь начнёт меня избегать?

– К сожалению, думаю, что да.

– Я поеду к нему.

– Куда?

– В коммуналку, он сейчас там, соседа из больницы привёз.

– Но, насколько я помню, Виктор не хотел, чтобы ты появлялась у него дома.

– Да, очень не хотел.

– Тем не менее, ты едешь?.. Адрес знаешь?

– Знаю.

– Подожди, вдруг…

– Если нетрезв – то моя вина. Мама, я его очень люблю, – и Катя с решимостью сорвалась с места, не утерев слёз и не поправив причёску.

Сердце стучало бешено, кровь приливала к щекам. Он выгонит её? Пусть. Там будет эта… женщина? Пусть.

Витя открыл дверь. На пороге стояла Катя, растерянная и взъерошенная. Мужчина вышел на лестничную площадку, прикрыв дверь в квартиру.

– Зачем ты здесь?

– Я… тебя обидела. Витя, прости, пожалуйста.

– Не за что. Ты верно вчера всё сказала. Это у меня крыша поехала, а ты меня на землю грешную вернула. Надо знать своё место.

– Нет!!! – у Кати сделалось очень испуганным лицо. – Ты всё неправильно понял, Витя, нет!

– Не кричи так… Хорошо, заходи, раз приехала, посмотришь во всём великолепии быт обыкновенного российского пьяницы, – почти равнодушно мотнул головой.

– Ты не пьяница. Я ведь боялась, что…

– Я пьяный? Вполне мог, но не получилось…

Они вошли. С момента выписки Вити из больницы квартира чище не стала: те же облезлые обои, затхлый запах, грязь вдоль плинтусов.

– Ты привёз соседа? – всё ещё робко спросила Катя.

– Привёз, а вот Рита, похоже, сбежала. Сейчас варю ему кашу, но не очень-то умею. Сколько овсянка кипеть должна?

– Три минуты достаточно, потом лучше потомить под крышкой.

Прошли на кухню, тоже убогую и грязную, но Катю сейчас это мало интересовало. Из приоткрытой двери соседа послышалось громкое мыканье.

– Нет, Мойша, это не Кралечка. Это ко мне. Ждёт он её. Сколько крупы хватит?

– Чуть побольше. Давай, я насыплю и соли добавлю. Сам ел что-нибудь?

– Каша сварится, заодно поем, – он бросил едва заметный испытующий взгляд на девушку и глубоко вдохнул.

Катя покрылась румянцем, стала рьяно подмешивать в кастрюле.

– Ну вот, теперь выключим. Пусть постоит минут пять-десять…

– Давай поговорим, Катя… Я не могу стать тебе хорошим мужем. Именно здесь, на этой кухне, я занимался паскудными делами, совесть меня не обличала – я кормил её водкой, терял человеческий облик, получал от этого кайф. Вчера… Я почти вернулся на сей путь, я жаждал его – одним словом, ломало нехило. Господь побил меня, поставил опять на ноги, чудом удержал на грани… Но рано или поздно сорвусь – посмотри, руки до сих пор трясутся, даже работать не смог.