После учёбы Катя обычно успевала заезжать домой, чтобы собрать перекус для Вити. Свой автотранспорт – это удобно. Уж после этого она ехала до Андреевой больницы, где он работал. Она умывалась, хорошо расчёсывалась, иногда переодевалась потому что хотела понравиться другу, но он никогда будто не замечал этих попыток. Кате казалось всё напрасным – ну, обыкновенная она, что поделаешь… Витя сел в машину, посмотрел на неё, улыбнулся. Катя налила чай, достала бутерброды с «Краковской» – знала, он любит такую.

– Максим всё купил, что ты велел. Автомобиль дома оставил, на отцовской пока колесит, так что я могу тебя отвезти, если хочешь. Максима, правда, дома нет, он вечером работает, но можно и без него попробовать. Кстати, эстакада у него установлена.

– Хорошо, поехали.

Катя нажала на газ, машина дёрнулась.

– Опять спешишь.

– Прости, глупая привычка… Как дела у твоих соседей?

– Что с Мойшей, пока не в курсе, а Рита истерила, пришлось голову под холодный кран пихать, потом успокоительные капли давать, в кровать укладывать.

– А-а-а…

– Что «А-а»? Да! Любовница она моя бывшая! – Витька отвернулся к окну и чуть слышно выругался. – Я ведь ничем не лучше её и Мойши… Две их у меня было: бомжиха и Рита…

Катя молчала, замолчал и Витя. Так доехали до района Прудово, где жил Максим с семьёй.

– Надо позвонить – нам откроют, – они вышли из авто.

– Тут красиво.

– Да, это дедов дом. Он ведь считался партийной элитой, жил шикарно.

– Жив ещё?

– Мы даже не знаем. Когда бабушка умерла, деда всё, что имел, перевёл в наследство и уехал в неизвестные края, сказал, когда умрёт, нам сообщат. Пока никаких известий нет, папа очень переживает, – почему-то Кате очень хотелось рассказать Вите всё о своей семье, поделиться самым дорогим.

– Теперь этот особняк – Максима?

– Ещё Димы, они вдвоём наследники, но Дима только из уважения к деду не отказывается, он ведь и без того не бедный.

– Да уж, Максим родился баловнем судьбы и… женщин.

– Конечно, он очень красивый, не то, что я…

– Ну, что ж такое на свете делается?! Сколько я ещё буду эти бредни слушать?! Мужики ослепли, что ли?!

– Почему ослепли?

– Да потому, что сокровище не видят – такую девушку, которую целовать и целовать надо. Придётся мне, – Витя осторожно притянул к себе Катю одной рукой, другой провёл по волосам и поцеловал в губы, потом ещё, нежно, ласково. Они замерли возле машины на фоне леса перед забором и не знали, что это то самое место, где Алёна видела падшего Максима, но всё становилось неважным, потому как счастье навалилось на обоих. Хотелось, чтобы эти минуты никогда не заканчивались.

Катя уверяла себя: «Он просто пожалел меня, видя, как откровенно бегаю за ним. Отчего ж не поцеловать? И пусть. Пусть больше ничего не последует. Но я смогу вспоминать эти поцелуи всю жизнь и не выйду замуж ни за кого другого, только б сиюминутное счастье длилось подольше!». Она настолько увлеклась собственными ощущениями, что не заметила, как Витя, устав сопротивляться, обрёл в Кате трепетное и волнующее чувство, не имеющего отношения к похоти и откровенному сексу, которым он мог заниматься только спьяну. Витя хотел показать, что с поцелуем их отношения переходят в иную фазу, потому как Катя теперь его, и он её уже никакому хахалю не отдаст, но она не поняла.

Нацеловавшись до взаимной ошалелости, они, наконец, позвонили, и их впустили. Витя пошёл к «старушке», а Катя – в дом, приготовить перекус. Сноха как раз покормила малышку и отдала её няне, чтобы та уложила спать ребёнка на свежем воздухе. Второй ребёнок – сын Петя – с папой на тренировку не поехал, потому что осопливел, он гулял во дворе. Вскоре обнаружил у машины дядю, остановился в задумчивости неподалёку. Они познакомились, мальчику удалось даже потрогать инструменты. Петя внешне походил на папу и, понятно, уже стал баловнем, но царапина на лбу, взъерошенные волосы и разные башмаки на ногах скрашивали впечатление избранности.