Собрав нехитрые пожитки, от брата я сначала перебрался к отцу с мачехой.

Мачеха запросила с меня сумму за проживание в три раза меньшую. Я обрадовался: теперь можно было не только ездить к Лене, но и тратить немного на себя, покупать рубашки, туфли, откладывать деньжата на «черный» день.

Купил, наконец, электробритву, походный чемоданчик, куда сложил свой нехитрый скарб.

И вот это счастливое время – мы встречаемся почти каждые выходные то в ее поселке где-нибудь у речки, недалеко от дома, то вечером на сельских танцах, то в городе, посещая культурные места.

Однажды ребята с ее улицы решили проучить меня – чужака и, по дороге к дому, когда я провожал ее после танцев, один парень, подбежав сзади, ударил меня кулаком по голове.

Я устоял, повернулся, хотел ответить, тот отскочил, подбежали его дружки…

Кончилось бы все это для меня плачевно. На счастье, всю эту сценку из-за забора дома видел взрослый мужчина – родственник Лены.

Родственников у нее было пол улицы, почти все с той же фамилией. Он кинулся нам на помощь, крикнув: «А ну прекратите!»

Моих обидчиков как ветром сдуло.

С той далекой поры вспомнились также ночи на вокзалах, где я коротал время в ожидании проходящего поезда на перроне, где-нибудь на лавочке, поскольку зал ожидания вокзала обычно был переполнен. Колхозницы с тюками, корзинами, авоськами с вечера приходили в маленький зал ожидания вокзала, занимали лавки и спали до прибытия поезда.

Когда наступали прохладные дни, я обретался в душном зале среди тюков и чемоданов, прислонившись к стене.

Помню, как однажды, заняв место у кассы, чтобы при открытии успеть купить билет на проходящий поезд и заснул. Во сне, потеряв равновесие, стал падать. Каким-то шестым чувством уловил момент падения, судорожно схватился за спинку сидения, но по инерции завалился на уснувшую женщину. Та спросонья закричала истошно, но, поняв в чем дело (я и сам испугался), успокоилась, а потом предложила присесть рядом. Я вышел встряхнуться ото сна на улицу.

В городе днем мы с Леной ходили в кино или в цирк (куда можно было достать дешевые билетики по ее студенческой книжке). Удавалось даже доставать контрамарки в музкомедию и театр, приобщаясь к прекрасному, и с удовольствием впитывали новые впечатления. Город для нас, выросших в деревенской обстановке, был миром чудесных открытий и соблазнов, многое удалось повидать впервые.

Видели выступление Карандаша в цирке, и в театре бывали на спектаклях.

В Оренбурге купались в реке Урал, бродили по городским скверам. На стипендию Лены покупали пирожки и мороженое, лимонад из автомата за копейку (не всегда мы были в состоянии пить газировку с сиропом даже за три копейки).

В студенческой столовке можно было перекусить за двенадцать копеек, взяв «первое», какой-нибудь гарнир и стакан чая. Бесплатный хлеб лежал на столах в тарелках.

Окончив училище, Лена получила направление на работу в далекий сибирский город.

Я на тот момент жил в родном поселке у одинокой женщины, сдававшей мне комнату в своем доме за такую же сумму, что и мачеха.

Поначалу жить у нее мне понравилось – ни перед кем не надо отчитываться, сам себе хозяин, но потом и ей завладела алчность и «из любопытства» залезла в мой чемоданчик, позарившись на заначку и даже на электробритву…

Ушел на другую квартиру.

Пролетело лето, Лене пора было ехать по месту отработки. Я отправился за ней, как декабрист…

На новом месте в сибирском городке Лену приняли в аптеку фармацевтом, я пошел работать в шахту доставщиком-такелажником.

Устроились на съемной квартире, но попали к сектантам. Каждую субботу в соседней комнате собирались верующие баптисты. Хозяева включали большой ламповый радиоприемник, настроенный на радиостанцию «Голос Америки», слушали проповеди и громко молились. Мы с Леной через стену слышали «вражьи голоса», чувствуя себя словно не в своей тарелке.