Вечером, когда солнце, словно вязкая капля на банке с вареньем, потекло к горизонту, растворяя оттенки розового в сиренево-синей морской воде, ребята уселись на песок, отдыхая, наблюдая перемену небесных красок, отразившихся даже на поверхности влажного песка. Само светило было почти не видно за уступом, на котором возвышался маяк. Сиреневый потихоньку поглощал все яркие горячие цвета, пока сам не начал таять в синеве. Томми и Сэм убрали инструменты, Элис аккуратно сложила все чертежи, заметки и карты в картонную папку, и все это они унесли в домик на сваях.

– Я побежал провожать отца, – Сэм попрощался и устремился быстрыми широкими шагами вдоль пляжа, дальше, за школу, куда приставали рыбацкие лодки.

Элис отряхнула с платья песок:

– Мне тоже пора.

Томми взял свой портфель и связку книг девочки, которые она носила перетянутыми ремнем, и ребята двинулись в сторону улиц.

– Ты знаешь, Томми, – заговорила Элис, когда они поднялись с пляжа и шли между пробуждающихся мягким светом окон и окруженных низенькими заборчиками участков, утопающих в свежей зелени кустов и деревьев, – сегодня я подумала, что мы уже давно не встречали закат на маяке. Помнишь, прошлой весной, мы почти каждый вечер сидели там, а потом бегом неслись с холма, чтобы я успела вернуться до темноты домой? – Элис улыбнулась этим воспоминаниям.

Томми тоже улыбнулся, но потом опустил взгляд, наблюдая, как мелькают по дорожке его старые ботинки, все еще хранящие следы песка, а рядом тоже не очень новые, но поддерживаемые в хорошем состоянии ботинки Элис.

– Мы обязательно будем снова ходить на маяк, – сказал девочке Томми, – я просто хочу… Эта лодка, – он редко так адресовал к своему «Фрегату», но ведь он и сам понимал, что они строили пока лишь парусную лодку, – мне важно ее закончить. Скоро совсем потеплеет, и мы спустим ее на воду. Представляешь, как будет здорово обогнуть наш маяк по морю? Может быть, даже дальше, к гроту капитана Орлоба…

– Я надеюсь, ты не планируешь туда заходить. Помнишь, какие там приливы?

– Да, конечно. Но это будет замечательно, наконец, самому встать под парус… – мальчик смотрел вперед, где узкая улочка огибала участки и домики, но видел словно что-то иное.

Элис посмотрела на него и опустила взгляд. Они приближались к ее дому. Томми оторвался от своих мыслей:

– Элис, ты же тоже хочешь ходить на корабле? Ведь так?

– Конечно, – кивнула она, – до завтра, Томми!

Она забрала книги и, скользнув за калитку, пошла к дому. У самой двери Элис обернулась и махнула Томми, который все еще стоял в задумчивости у забора. Он махнул в ответ и пошел в сторону леса, к маяку. Качая портфелем, мальчик неспешно поднялся по улице, обогнул булочную и вошел под сень деревьев. Вечерние птицы затеяли свои перепевы, возвещая о том, что весна в полном разгаре, откуда-то из глубины леса доносилось одинокое поухивание.

«Кто разберет этих девчонок?» – размышлял Томми. Зимой казалось, что вот теперь-то ему стало все понятно, в особенности его собственные чувства. Они с Элис оба мечтали о приключениях, дальних путешествиях. Когда он протянул Анри дрожащей рукой письмо для своих родителей, которым, как он раньше думал, ему никогда не суждено будет писать, Элис была рядом. Она поддерживала его. А потом холодной промозглой весной, когда снег перестает быть пушистым, а становится жестким и ноздреватым, и осадки в нерешительности сыплют то проливным дождем, то смерзшимися снежинками, они сидели у камина на маяке, обсуждая корабли, листая старые книги. Однажды в школе Сэм Фюшкинс услышал, что ребята хотят строить лодку, и попросил взять его в команду. Будучи сыном рыбака, он часто помогал отцу и лучше других ребят знал море, потому такое пополнение было кстати, да и со времени эпидемии ребята сблизились. Теперь они втроем работали над лодкой. И вроде все было по-прежнему между Томми и Элис. Она казалась мальчику такой же полной энтузиазма, как и он, даже помогала стругать доски, вбивать гвозди, шкурить борта – Томми в такие моменты еще больше восхищался девочкой. Сэм же то и дело пытался забрать у нее то, что считал физически трудной работой. Никогда не давал ей поднимать ничего тяжелого, хоть бы она и сама за это хваталась. Томми же, увлеченный делом, не всегда даже обращал на такое внимание. Мальчик очень хорошо относился к сыну рыбака, но порой ловил себя на тревожной мысли, что радуется, когда по каким-то причинам Сэм не мог прийти или раньше уходил с верфи, а Томми и Элис оставались работать вдвоем. Он злился на себя за это чувство, и ему почему-то было стыдно перед Сэмом. И вот теперь Элис заговорила о маяке, и в ее голосе словно слышалась… досада? Томми не мог понять. Разве корабль не был их общей мечтой? Его и Элис? Или она теперь вкупе с Мари и мистером Вилькинсом тоже начнет читать ему нотации?