Афанасий Иванович был очарован Машей и стал ухаживать за ней, причём у него появился союзник – Воейков был заинтересован в этом браке. Но внезапно полк получил приказ следовать в новый боевой поход. Красовский в марте покинул Дерпт. В марте же, едва разминувшись с ним, в Дерпт приехал Жуковский. Рассказ о сватовстве огорчил Жуковского – быть может, он именно в тот момент начал понимать, что преградой к счастью может быть не только близкое родство, что ведь Маша – девица на выданье. Вот уж сестра, которая на два года моложе, замужем.

Жуковский снова попытался договориться с сестрой Екатериной Афанасьевной. Он хотел быть рядом, чтобы предотвратить подобные сватовства. Он обещал, что не преступит грань братских отношений. И сестра хотела верить. Хотела, но не могла. Она сделала всё возможное, чтобы не дать Жуковскому и Маше оставаться наедине, хотя и жили они в Дерпте в одном доме. Лишь тайная переписка связывала влюблённых. Так в творческом наследии Жуковского появился «дерптский дневник», ещё его называли «дерптские письма-дневники».

Конечно, эти тайные отношения отразились на творчестве поэта.

И вот тут ещё раз проявилась подлая сущность Воейкова, который ведь ещё недавно считался едва ли не другом Василия Андреевича. Он пользовался помощью и протекцией, а теперь подло шпионил за влюблёнными.

Николай Иванович Греч писал о Воейкове:

«Он обязан был всем существованием несравненной жене своей, прекрасной, умной, образованной и добрейшей Александре Андреевне, бывшей его мученицей, сделавшейся жертвой этого гнусного изверга».

Но Воейков издевался не только над супругой, но и над её сестрой Марией Андреевной. Она писала родственнице Авдотье Киреевской-Елагиной:

«…Если он выведет меня из себя, то я открою такие вещи, которые справедливы, хотя и неправдоподобны… Одна любовь к Саше заставляла меня молчать, но терпению есть границы… У меня есть ещё письмо Жуковского, в котором он заклинает меня Богом выйти замуж за Красовского или же за Мойера, или за кого-нибудь; просить маменьку позволить ему найти мужа, единственно для того, чтобы избавить меня от Воейкова».

Как видим, Жуковский сам переменил своё отношение к замужеству своей возлюбленной. Просто он понял окончательно невозможность своей женитьбы на ней.

Удивительно то, что даже при таком близком родстве церковь не препятствовала браку. Против была одна только Екатерина Афанасьевна. У церкви же никаких формальных оснований не было к запрету, ведь Жуковский официально не был не только близким, но и вообще родственником своей избранницы. За Жуковского вступились орловский архиерей Досифей и даже петербургский архимандрит Филарет, Но Екатерина Афанасьевна была непреклонна. И на то были причины…

Но если верить слухам о том, что отец Екатерины Афанасьевны Бунин Иван Афанасьевич был дружен именно с Григорием Григорьевичем Орловым, то она не могла не знать трагической судьбы этого человека.

Григорий Григорьевич Орлов вопреки и мнению света, и запрету церкви женился на своей двоюродной сестре, причём нашёл даже возможность венчаться с ней в православном храме.

Даже Сенат специально собрался по вопросу об этом браке. Решение было жёстким: князя Григория Григорьевича Орлова с женою разлучить, брак считать недействительным, а Орлова и Зиновьеву отправить в монастыри.

Когда приговор принесли на подпись члену Сената генерал-фельдмаршалу Кириллу Григорьевичу Разумовскому, он отодвинул его в сторону и с сарказмом сказал, что среди документов недостаёт выписки из постановления «о кулачных боях», в которой прямо говорится, что «лежачего не бить»! А потом прибавил: