– Смотри-ка, Спиридон, как парень-то рассудил, а?

– А что, он дело сказывает. И я замечал в Кузьке неладное. Не нравится он мне, наглости набрался больно много.

– Это верно. И я то же самое замечаю. Однако что ж нам порешить? Ты, Гарданка, человек настоящий, спасибо тебе. Хорошо, что тогда на дороге тебя не ухлопали. Иди пока. Мы тут теперь обо всем сами покумекаем.

Дня через два Петька забежал в конюшню и, заговорщицки оглядываясь, забрался на сено к Гардану.

– Глянь, что я приволок тебе, – сказал он и вытащил из-под полы кинжал.

– Мой! Вот хорошо, якши! Молодец, Петька! – и Гардан вопросительно глянул на него.

– С другим не вышло пока, – пожал плечами Петька. Он замолчал, не желая обнадеживать Гардана. Тот тяжко вздохнул, но просить больше не стал. Видно, гордость не позволяла.

– Однако, Петька, пригляди хорошенько за Кузькой. Недоброе он дело задумал, а я не могу так просто смотреть на это. Ведь что ни говори, а вы мне жизнь спасли. Хоть все в руках Аллаха, однако и ты мне много помог.

– Так и мы все под Богом ходим, Гарданка, – горячо заметил Петька. – А как же иначе? Добро ведь Христос нас учил творить и без всяких наград за это. Христос за нас, грешников, и жизни лишился на кресте, знаешь об этом?

– Слыхал. И все ж, Петька, не спускай глаз с Кузьмы.

Гардан лишился сна. Лишь на некоторое время его мозг отключался, но тут же он вздрагивал и просыпался. Его постоянно что-то тревожило и держало в напряжении. Он много ходил по двору на костылях, ласкал коня, и тот, как бы понимая его состояние, тоже с доверием и любовью прикасался к его лицу мягкими теплыми губами.

Петька прибежал в конюшню раскрасневшийся, запыхавшийся, с горящими глазами. Гардан сразу понял, что вести весьма важные. Вопрос застыл в его глазах. Он ждал, когда Петька отдышится, а сам стоял у яслей своего коня и оглаживал теплую шею красивого животного.

– Знаешь, Гарданка! – наконец проговорил Петька, протискиваясь вперед, – Кузя-то дружка заимел себе. Видел я, как они встретились и шептались.

– Гм, – неопределенно хмыкнул Гардан и так же вопросительно глянул на Петьку, приглашая продолжать рассказ.

– Я, значит, решил, что в одиночку ему несподручно будет свое дело обделывать. Вот и решил подглядеть. Удалось!

– И что за дружок?

– А кто его знает? Тоже молодой, совсем вроде обыкновенный.

– Отцу сказывал про Кузьку? Небось забыл.

– Да сказывал, уже говорил я тебе, да только ничего из этого не выйдет.

– Пистоль бы достал, а?

– Я свой притащу. Он по-прежнему у меня. Тятя не забрал.

Петька умчался, а Гардан с беспокойством стал обдумывать услышанное.

Дни текли медленно и тоскливо. Морозы крепчали. Нога Гардана потихонечку поправлялась. Татарин довольно свободно передвигался по двору с помощью костылей, что когда-то сделал ему Пахом. Однако он помнил предостережение лекаря и старался не натрудить ногу.

Прошло еще пару дней, но сон к Гардану по-прежнему не шел. Днем еще худо-бедно он тревожно поспал несколько часов, а ночью никак не мог сомкнуть глаз. И аппетит пропал. С трудом он заставлял себя отведать немного щей горячих, к которым привык уже, живя с русскими, да мяса пожевать с луком.

Вот и в эту ночь он сопел, вглядывался в темноту конюшни, ворочался с боку на бок. Парень устроил себе нору в сене и залезал туда на ночь ногами вперед. Слушал перестук конских копыт, вздохи, хрумчанье жующих ртов. Теплый дух шел от животных, а из щелей в дверях тянуло противным холодом.

Гардан задремал, но тут же встрепенулся. До него донесся какой-то звук. Это снег тихо поскрипывал под осторожными шагами. Пес Рябчик радостно повизгивал, видно, встречал знакомого и надеялся на лакомый кусочек. Но надежды не оправдались. Послышался недовольный, сдержанный визг, совсем негромкий, но Гардан сразу определил, что пса пнули ногой. Скрип снега приближался, и Гардан счел за лучшее тихонько выбраться из своей норы и посмотреть – кто это шастает в такое позднее время по двору.