– В качестве экспоната побывал, может, не устроил мой внешний вид и теперь меня что, голодом морить станут? – возмущался я, измеряя шагами камеру. – Десять шагов вперёд. Остановка. Четыре шага влево, десять шагов назад, – проговаривал вслух свой моцион. Я знал, что за мной наблюдают, просто иного и быть не могло, и старался не производить неадекватных неоднозначных действий, которые могут интерпретироваться не в мою пользу. Ожидание становилось томительным, измерив камеру своими шагами полторы сотни раз, подошёл к двери с намерением добиться объяснений, когда меня будут кормить. Всё-таки голод не тётка, если уж не верят, что я гражданин Альянса, герой войны, пусть хоть моральные законы приличия соблюдают, но не успел нажать на вызов переговорного устройства, как створки двери распахнулись.

***

«Опять допрос? Так поздно?» – идя по коридору в сопровождении двух бойцов мучал себя вопросами. Как ни странно, но распорядок дня на стационарной станции, куда меня доставил патруль, соблюдался строго. Я это заметил не только в строгом следовании установленного распорядка дня, будь то приём пищи, но и допросы, забор образцов, различные тесты, которые за эти дни со мной провели бесчисленное количество раз, проводились в строгом соответствии с рабочим днём, установленным на станции. А сейчас, по моим подсчётам, по времени станции глубокий вечер, рабочий день закончен, но меня, вместо того, чтобы покормить и предоставить самому себе ведут неизвестно куда.

– Офицер, куда меня ведут? – не удержался, заговорил с конвоем, что раньше никогда не делал, предполагая тщетность этой затеи.

– В сектор «Б» двенадцать, – ответил один из конвоиров.

Произнесённая аббревиатура не внесла ясности. Схему станции, расположение секторов, особенности конструкции и названий я не знаю, но мне осталось только удивиться. За время нахождения под надзором я посещал всего лишь один сектор и это сектор «Н», а из прежнего опыта знаю, чем ближе буквенное обозначение к началу алфавита, тем выше уровень допуска необходимо иметь, чтобы проникнуть в этот сектор. И, надо отдать должное конвоирам, видя, что я не выдерживаю темп передвижения, который они задали, как-никак мой почтенный возраст и откровенно плохое физическое состояние не давали мне возможности успевать за ними, конвоиры подстроились под мой шаг, чем вызвали моё глубокое уважение.

– Проходите, вас ждут, – мы остановились напротив гермодвери, возле которой стояли часовые. Гермодверь с шипением отъехала в сторону, я отстранился в сторону, пропуская вперёд конвой, но они стояли, не сдвинувшись с места. Один из них кивком дал понять, чтобы я прошёл внутрь один.

– Присаживайтесь, – услышал приглушённый голос, стоя возле богато уставленного яствами стола, накрытого на две персоны.

– Хоть не забыли покормить, – тихо под нос буркнул я, усаживаясь в удобное кресло. Напротив меня в противоположной части стола сидел пожилой мужчина из расы кенгиры. Устроившись поудобнее, уставился на своего визави, пытаясь его рассмотреть, но приглушённый свет, да и слабое зрение мешали мне это сделать. Пауза затянулась, кенгир смотрел на меня, изучая, а я на него, не смея нарушать принятый у них этикет, когда пригласивший первым обязан вкусить предложенную пищу, показывая, что она безопасна. Не знаю, откуда пошёл этот обычай, вероятно с давних времён, когда разделить пищу с гостем считалось не столько признаком гостеприимства, сколько дань уважения традиций при проведении переговоров руководителей противоборствующих сторон.

– Меня зовут Каратакис, мне поручено передать вам вот это… – из полумрака возник боец и положил на стол рядом со мной плоский лист.