В колледже было много и иностранных студентов.

Сэм хотела было сказать: «Моя подруга Шэннон – черная, Лекси – кореянка, а Роза – с Филиппин. Ее отец дипломат», но она чувствовала, что каким-то образом эти примеры только подтвердят правоту Габи.

Вместо этого она рассказала Габи, что Шэннон поступила по элитной квоте для афроамериканских учеников, и хотя это было почетно, Шэннон говорила, что иногда чувствует себя неким символом равноправия. Ее пригласили принять участие в выпуске прошлогодней брошюры, рекламирующей колледж. Когда Сэм ее поздравила, Шэннон просто посмотрела на нее и ответила: «Да уж, интересно, почему они выбрали меня».

Колледж прославлял расовое и гендерное многообразие, но никто никогда не упоминал женщин, в основном цветных женщин, которые готовили еду и создавала уют в этом заведении, чтобы студенты могли расти, учиться и преуспевать. Хозяйственный персонал был почти полностью черным, в то время как черные студенты составляли не больше четырех процентов от общего количества учащихся. На парах они изучали историческое неравенство, читали о расовой и экономической несправедливости, но в жизни предполагалось, что неприятную правду они будут игнорировать и жить с ней.

Как-то раз в ноябре Габи пригласила Сэм на вечеринку за пределами кампуса. Для Сэм это был первый раз, когда она побывала в доме кого-то, с кем не была связана учебой в колледже или работой няни. Дом представлял собой маленькое ранчо на тупиковой улице. Перед ним уже стояли припаркованными с дюжину машин.

Они танцевали и много пили. Сэм флиртовала с очень красивым пожарным по имени Тревор, знакомым Габи со школы. В конце ночи даже поцеловалась с кем-то, кого приняла за Тревора, пока Габи не сказала ей, что парень ушел полчаса назад.

– Кто же это тогда был? – спросила Сэм, указывая на того, чей язык побывал у нее во рту пару мгновений назад.

Габи пожала плечами и рассмеялась, покачав головой.

На Рождество Сэм уехала домой и на протяжении всех каникул боялась возвращения в школу. Зимы в этой части света были особенно мрачными. Особенно без Изабеллы, которая варила им рамен, без горячего шоколада Лекси с корицей и ромом. Казалось, что она просто живет в ожидании возвращения друзей.

В ней начало подниматься негодование. Почему всем остальным было так легко уехать?

В конце января Изабелла сказала Сэм в скайпе:

– Родители сказали, что на свой день рождения я могу получить билет в любую точку мира.

– Как здорово, – ответила Сэм, понадеявшись, что на лице не отразились ее настоящие чувства. Было бы лучше, если Изабелла написала ей об этом в сообщении.

– Я выбрала Лондон, – продолжала Изабелла.

– Ты уже в Лондоне.

– Знаю. Это для тебя.

– Что? Не может быть, – произнесла Сэм. – Это слишком.

– Ты приедешь на десять дней, на весенних каникулах. Как раз на мой день рождения. Остановишься у меня.

Мама Сэм посоветовала ей принять приглашение.

– Ты такая несчастная последнее время.

– Никакая я не несчастная, – возразила она.

Но тот факт, что Сэм получила разрешение матери, которая учила ее никогда не оказываться в долгу, особенно перед друзьями, был тем толчком, в котором она нуждалась.

В самолете Сэм ради интереса заказала джин с тоником. Стюардесса принесла ей бокал, не моргнув глазом. После этого она попросила еще два. Потом посмотрела романтическую комедию и разглядывала в иллюминаторе облака, поклявшись, что никогда не станет человеком, которого хоть когда-то это все перестанет изумлять.

Изабелла встретила ее в Хитроу на машине с водителем. У нее появился легкий британский акцент и британские словечки в разговоре.