Даже кубики льда у нее были самыми красивыми, которые Сэм когда-либо видела. Их форма была идеальной, в отличие от мутных ледышек из холодильников обычных людей.
Утром в понедельник, открывая холодильник, чтобы достать бутылочку Гила, Сэм увидела остатки воскресного ужина: запеченный цыпленок, фаршированный лимонами, картофельные дольки, посыпанные укропом. В тот момент она сильнее всего позавидовала Элизабет.
Перед тем, как Сэм уехала в колледж, мама подарила ей набор под названием «Ужин для одного». Это была коробка, в которой лежали четыре предмета из синего фарфора: три тарелки – столовая, закусочная и глубокая суповая, и кружка. Поначалу она им пользовалась, а потом задвинула в дальний угол – что-то ее угнетало.
Судя по тому, что она видела вокруг, большинство людей за двадцать были намного ближе к Ужину для Одного, чем к Воскресному Запеченному Цыпленку. Чем больше она об этом думала, тем больше ее раздражало вынужденное соседство с незнакомцами, которых связывало только то, что никто из них не мог позволить себе жить один. Сэм хотела побыстрее миновать этот период жизни и пустить где-то корни.
Клайв говорил о переезде за город. Маленький домик с комнатой на втором этаже, где она сможет устроить мастерскую. Дети – пусть и не прямо сейчас, но когда-нибудь. Это звучало одновременно волнительно и пугающе.
Увидев в туалете общежития использованный тест на беременность, Сэм подумала, что здесь-то никто не надеялся на положительный результат. Она бы хотела прийти к тому этапу в жизни, когда ее реакция была бы такой, как в рекламных роликах: счастливая пара, подпрыгивающая от радости.
– Надень мое черное платье! – крикнула кому-то Изабелла, возвращая Сэм к реальности. – Оставь его себе! Я серьезно, оно отлично на тебе смотрится.
Изабелла была уже пьяна. Раздача вещей явственно об этом свидетельствовала. Через неделю-другую она будет обыскивать их шкафы, спрашивая Сэм, не видела ли та где-нибудь ее черное платье.
Гости на вечеринке скинулись на пиццу. Сэм подошла к башне из коробок на столе, вытащила два куска с сыром и положила на бумажную тарелку, которую вручила своей соседке.
– Давай, ешь, – подтолкнула она Изабеллу.
Та откусила один раз, второй, и поставила тарелку на пол.
– Спасибо, мамочка, – поблагодарила она подругу. – Обещаешь, что будешь всегда за мной присматривать?
– Да, – ответила Сэм.
– Даже когда вы с Клайвом поженитесь и будете воспитывать пятерых детей где-нибудь в Англии, а я буду любовницей корпоративного магната в Дубаи?
– Даже тогда, – заверила ее Сэм.
Они улыбнулись, потому что подумали, что им обеим понравилось, как это прозвучало.
Изабелла обхватила ладонями лицо Сэм.
– Я тебя так люблю, что аж больно.
Сэм могла поклясться, что чувствует, как жир с пальцев Изабеллы проникает ей прямо в поры кожи.
– Я тоже тебя люблю, – ответила она.
К десяти вечера Изабелла уже рыдала.
Вполне естественно, учитывая, сколько было выпито, но Сэм почувствовала раздражение. Предполагалось, что это она сегодняшней ночью будет нервничать и принимать напутствия. Скоро ей уже нужно было уезжать в аэропорт.
Они прошли в свою комнату и закрыли дверь.
– Что случилось? – спросила Сэм.
Изабелла выглядела так, как будто пыталась что-то вспомнить.
– Я скучаю по Дэррилу, – наконец пробормотала она.
– Дэррилу?
– Дэррену.
– По парню, с которым вы встречались в старших классах школы?
– Мы начали встречаться в конце школы, Сэм. Он был единственным парнем, который принимал меня такой, какая я есть. – Изабелла, должно быть, что-то заметила на лице Сэм и добавила: – Я серьезно.
– Я тебе верю, – сказала Сэм. – Хотя история звучала бы более убедительно, если бы ты не забыла его имя.