Он вывел их на залитую солнцем террасу, где стояли выцветшие скамьи и шезлонги. Ступеньки спускались в сад, в котором на клумбах торчали одни лишь сухие стебли. Побуревшая лужайка представляла собой целый акр потрескавшейся глины, усеянной розоватой травой. За соснами, оливами и цитрусовыми деревьями виднелись теннисные корты. Ветер доносил своеобразный клейкий аромат – смесь смолистого духа сосен и запаха сухих листьев.

– Так пахнет Греция, – сказала Гарриет.

Алан медленно кивнул:

– Да, полагаю, именно так.

– Мы можем выпить чаю здесь?

– Боюсь, это не позволяется. Мисс Данн, которая всем здесь заправляет, говорит, что это излишне утруждает девочек. Сами девочки не против, но мисс Данн запретила.

Прозвучал колокол, и они вернулись в здание и сели у французского окна. Алан принес чай и тарелку с кексами и сказал:

– Хорошо, что вы поможете мне всё это съесть. Услышав, что последний пароход ушел, я испугался, что вы уплыли на нем.

– Последний? Вы имеете в виду тот, что должен был уйти в субботу?

– Да. Других не будет. Египтяне не будут рисковать своими кораблями, и трудно их в этом винить. Пароход ушел сегодня утром, и портовые служащие закрыли свои конторы и погрузились на борт. Говорят, что несколько ранних пташек успели к ним присоединиться, хотя и не знаю, кто их предупредил.

– Но ведь должны быть греческие пароходы? – спросил Гай.

– Нет. Во всяком случае, не для гражданских лиц. Греция перешла на военный режим.

– Воздушного сообщения тоже нет?

– Воздушного сообщения с Египтом здесь никогда и не было.

Глянув на Гая, Гарриет со смехом заметила:

– Свобода – это осознанная необходимость[18].

– А как же Салоники? – продолжал настаивать Гай. – Должен же оттуда идти поезд до Стамбула?

– Это зона военных действий – или же будет ею в скором времени. Как бы то ни было, уже существует приказ: иностранцам запрещено покидать Афины. Вам откажут во въезде в Салоники.

– Вы уверены?

– В такое время всё возможно. Греческие чиновники очень подозрительны.

– То есть мы не можем уехать? Никто не может?

– Возможно, еще будет эвакуационный пароход. Британская миссия полагает, что следует отослать англичанок с детьми. Не знаю. Еще ничего не решено. Если миссис Прингл желает уехать, я, возможно, смогу организовать ей место.

– Я хочу остаться здесь, если это возможно, – сказала Гарриет.

– Вот это правильно! И вообще, к чему эти разговоры о поездах в Стамбул? Мне казалось, что вы оба хотите остаться.

– Это всё россказни миссис Бретт. Теперь Гай уже не хочет работать на Грейси.

– Вот как!

Алан почесал спину собаки носком туфли и улыбнулся так, словно у него что-то болело. Собака с удовольствием потянулась. Подумав несколько мгновений, Алан сказал:

– Миссис Бретт одержимая. Вечно рассказывает какие-то истории о Куксоне и его компании. Я считаю, что с Бреттом обошлись дурно, но он был старым ретроградом, совершенно неспособным к управлению школой. Всю работу выполняли два лектора, которым он нравился. Они уехали, когда директором стал Грейси, как вы уже знаете.

– А что насчет той истории с приемом?

– Это было некрасиво, но она сама спровоцировала их. Она вела себя с Куксоном непростительно грубо. Практически обвинила его в убийстве мужа. Она немного истерична. Вы и сами видели.

– А если бы вы были тогда в городе, то пошли бы на прием к Куксону?

Услышав этот вопрос, Алан слегка приподнял брови, но затем вновь улыбнулся:

– Знаете, возможно. Это был бы непростой выбор. Куксон всегда устраивает очень пышные приемы.

– Уверен, что вы не пошли бы, – убежденно сказал Гай. – Ни один достойный человек не поступил бы так с одинокой пожилой женщиной.