– Будь так любезен, давай по порядку. Во-первых, какое отношение ко всему этому имеет Шадак? А во-вторых, не хочешь ли ты сказать, что в одиночку напал на Хариба Ка и его головорезов?

– Не в одиночку. Шадак был там – его схватили и хотели пытать. Еще были две девушки, хорошие лучницы. Но это все дело прошлое. Шадак сказал, ты поможешь мне отыскать Ровену и придумаешь, как ее спасти.

– Спасти от Коллана?

– От кого же еще? Ты что, глухой или тупица?

Зибен, сузив темные глаза, подался вперед.

– Ты очень мило просишь о помощи, мой большой безобразный друг. Удачи тебе на твоем пути! – Он встал и вышел на свет предвечернего солнца. У входа в таверну прохлаждались какие-то двое, а третий строгал деревяшку острым как бритва охотничьим ножом.

Первый – один из тех, что проигрался у бочонка, – загородил Зибену дорогу.

– Ну что, получил обратно свой изумруд?

– Нет. Экий неотесанный невежа!

– Так он не друг тебе?

– Где там! Я даже его имени не знаю – да и знать не хочу.

– Говорят, ты очень ловко управляешься со своими ножами. Правда это?

– А почему ты спрашиваешь?

– Ты мог бы отобрать свой изумруд, если б захотел.

– Ты хочешь напасть на него? Зачем? Насколько я понял, денег при нем нет.

– Дело не в деньгах! – рявкнул второй. Зибен отшатнулся от его запаха. – Он сумасшедший. Два дня назад он налетел на наш лагерь, распугал наших лошадей – я так и не нашел своего серого. И убил Хариба. Груди Асты! Да он не меньше дюжины человек уложил своим проклятым топором.

– Если он убил дюжину, как же вы собираетесь управиться с ним втроем?

– Возьмем его врасплох, – доверительно сказал смердящий. – Когда он выйдет, Рафин его о чем-нибудь спросит, он обернется, а мы с Заком вспорем ему брюхо. Ты тоже можешь помочь – нож, воткнутый в глаз, поубавит ему прыти, так ведь?

– Возможно. – Зибен отошел немного, присел на коновязь, вынул один нож и стал чистить себе ногти.

– Так ты с нами?

– Там увидим.

Друсс сидел, глядя на свое отражение в топоре – угрюмое, с холодными глазами и гневно сжатым ртом. Он снял свой черный шлем и прикрыл им блестящее лезвие.

«Ты сердишь всякого, с кем говоришь», – вспомнились ему слова отца. Да, это правда. Некоторые люди обладают способностью заводить друзей, свободно разговаривать и шутить. Друсс им завидовал. Пока в его жизни не появилась Ровена, он думал, что сам полностью лишен этих качеств. Но с ней он вел себя свободно, смеялся, шутил и порой даже видел себя со стороны – здоровенного, как медведь, вспыльчивого и весьма опасного. «Всему виной твое детство, Друсс, – сказала ему Ровена однажды утром, когда они сидели на холме над деревней. – Твой отец все время переезжал с места на место, боясь, что его узнают, и не позволял себе сближаться с людьми. Но взрослому это легче – а вот ты так и не научился заводить друзей». – «Не нужны они мне». – «А ты мне нужен».

Сердце Друсса сжалось при воспоминании об этих тихих словах. Он поймал за руку проходившую мимо служанку.

– Есть у вас лентрийское красное?

– Сейчас принесу кубок.

– Неси кувшин.

Он пил, пока чувства не притупились и мысли не смешались в голове. Он вспомнил, как сломал Аларину челюсть и как после набега тащил тело Аларина в зал собраний. Его ударили копьем в спину, и древко переломилось. Глаза у него были открыты. У многих мертвых глаза остаются открытыми… и они обвиняют.

«Почему ты жив, а мы мертвы? – будто спрашивают они. – У нас тоже были семьи, были свои надежды и мечты. Как же вышло, что ты пережил нас?»

– Еще вина! – взревел Друсс, и девушка с волосами цвета меда склонилась над ним.

– Сдается мне, вам хватит, сударь. Вы и так уж целую четверть выпили.