Шадак молчал. Один из разбойников ударил его кулаком в ухо. Перед глазами у Шадака вспыхнули искры, и он склонился вправо. Хариб Ка встал и подошел к жаровне с горящими углями.

– Тащите его к костру, – приказал вожак.

Шадака подняли и выволокли наружу. Почти все в лагере еще спали. Охотника поставили на колени перед костром, и Хариб Ка, вынув кинжал, сунул лезвие в огонь. – Ты скажешь мне все, что я хочу знать, – не то я выжгу тебе глаза и слепым пущу в горы.

Шадак чувствовал кровь на языке, и живот свело от страха – но он молчал.

Внезапно нечеловеческий вопль разодрал тишину ночи, а следом послышался грохот копыт. Хариб Ка обернулся: сорок напуганных лошадей неслись прямо на лагерь. Один из людей, державших Шадака, ослабил хватку, и охотник прянул вверх, ударив его головой. Второй, видя приближение обезумевших лошадей, отпустил Шадака и бросился под прикрытие повозок. Хариб Ка, выхватив саблю, кинулся на охотника, но передовые кони налетели на него и сбили с ног. Шадак метнулся наперерез лошадям, размахивая руками. Лошади свернули и пронеслись мимо, топча закутанных в одеяла бандитов. Проснувшиеся пытались перехватить коней. Шадак метнулся в шатер Хариба за своими мечами – и выскочил вновь в царящий вокруг хаос.

Кони разбросали костры, на земле остались лежать мертвецы. Около двадцати лошадей удалось перехватить, остальные убежали в лес, и разбойники погнались за ними.

Раздался новый вопль, и Шадак, несмотря на весь свой боевой опыт, был ошеломлен тем, что за этим последовало.

Молодой лесоруб напал на лагерь в одиночку. Его устрашающий топор сверкал серебром при луне, рубя пораженных разбойников. Несколько человек, наскочивших на Друсса с мечами, тут же расстались с жизнью.

Однако он был обречен. Дюжина воинов окружила его полукольцом, Хариб Ка – среди них. Шадак, обнажив оба своих меча, бросился на выручку с уланским боевым кличем: «Айя! Айя!» И тут из леса полетели стрелы. Одна поразила кого-то в горло, другая, отскочив от шлема, вонзилась в незащищенное плечо. Многие бандиты, встревоженные криком и стрельбой, попятились, вглядываясь в лес, и Друсс врезался в их середину. Они отступали перед ним, падая, задевая своих товарищей. Окровавленный топор мерно поднимался и опускался и не знал пощады.

Когда Шадак подоспел к месту схватки, разбойники дрогнули и обратились в бегство. Вслед им полетели новые стрелы.

Хариб Ка бросился к первой попавшейся лошади, ухватился за ее гриву и вскочил на неоседланную спину. Лошадь взвилась на дыбы, но он удержался. Шадак метнул свой правый меч и попал ему в плечо. Хариб Ка мешком повалился наземь, а лошадь ускакала прочь.

– Друсс! – крикнул Шадак. – Друсс!

Юноша, преследовавший бегущих, остановился на краю леса и оглянулся. Хариб Ка стоял на коленях, пытаясь извлечь из плеча меч с медной рукоятью.

Друсс вернулся к Шадаку – весь в крови, с горящими глазами.

– Где она? – спросил он.

– Коллан в начале ночи увез ее в Машрапур.

Из леса вышли две женщины с луками и колчанами стрел.

– Кто это? – удивился Шадак.

– Дочери Таннера – дома они ходили на охоту. Я дал им луки часовых.

Одна из девушек повернулась к Друссу:

– Они бегут во всю прыть и вряд ли вернутся. Хочешь, чтобы мы пошли за ними следом?

– Нет. Ведите сюда всех остальных и соберите лошадей. Кто это? – Друсс кивнул на коленопреклоненного Хариба Ка.

– Один из вожаков.

Друсс, не говоря ни слова, рубанул Хариба по шее.

– Вот и конец вожаку.

Шадак выдернул свой меч из еще трепещущего тела и сосчитал тела на поляне.

– Девятнадцать. Боги, Друсс, я глазам своим не верю.

– Некоторых растоптали лошади, которых я спугнул, других подстрелили девушки. – Слева кто-то застонал – одна из охотниц подбежала к нему и вонзила кинжал ему в горло. – Ты проводишь женщин в Падию? – спросил Друсс Шадака.