– До Падии четыре дня ходу – а их может и не быть на месте, – им понадобится дня три, чтобы догнать эту шайку. К тому времени те будут уже на вагрийской земле, вблизи машрапурской границы. Дренайская армия там неправомочна.

– Но то, что вы задумали, бессмысленно.

– Там Ровена, – переведя дух, сказал Друсс, – и у Шадака есть план.

– Скажите на милость. – Таилия насмешливо скривила пухлые губы. – У двух великих воинов есть план. Полагаю, мне нечего бояться?

– Ты жива и ты свободна. Если хочешь ехать в Падию – езжай.

Смягчившись, она положила ладонь ему на руку.

– Я знаю, Друсс, ты храбрый парень. Я видела, как ты убил тех разбойников, – это было великолепно. А смотреть, как ты погибнешь напрасно, я не хочу – и Ровена бы тоже не хотела. Их много, и все они – законченные убийцы.

– Я сам убийца – а их теперь поубавилось.

– Ну а что будет со мной, когда вас зарубят? – вскричала она.

– Ничего хорошего, – смерив ее взглядом, холодно ответил он.

– Ах так? Ты всегда меня недолюбливал, верно? Как и всех нас.

– Полно вздор молоть. – Друсс послал коня вперед. Он больше не оглядывался на Таилию и не удивился, услышав, что она повернула на север.

Несколько минут спустя к нему подскакал Шадак.

– Где она? – спросил следопыт и пустил двух лошадей, которых вел за собой, пощипать траву.

– Отправилась в Падию, – ответил Друсс. Шадак молча посмотрел вдаль, на крохотную фигурку Таилии. – Ты бы ее все равно не отговорил.

– Это ты ее прогнал?

– Нет. Она думает, что мы оба покойники, и боится попасть в рабство.

– Что ж, с этим спорить трудно. Делать нечего – она сама выбрала свой путь. Будем надеяться, что он окажется верным.

– Что разбойники? – спросил Друсс, забыв и думать о Таилии.

– Они ехали всю ночь, следуя прямо на юг. Лагерь они, думаю, разобьют у Тигрена, милях в тридцати отсюда. Там есть узкая долина, выходящая в чашеобразный каньон. Работорговцы, конокрады, угонщики скота и дезертиры пользуются этим местом годами – его легко оборонять.

– Когда мы туда доберемся?

– Где-то после полуночи. Будем ехать еще два часа – потом сделаем привал, поедим и сменим лошадей.

– Я не нуждаюсь в отдыхе.

– В нем нуждаются лошади – и я тоже. Имей терпение. Ночь будет долгая и опасная – а наши надежды на успех, признаться, не столь уж велики. Таилия не зря боялась: нам понадобится больше удачи, чем человек имеет право ожидать.

– Зачем ты это делаешь? – спросил Друсс. – Эти женщины тебе никто.

Шадак не ответил, и они молча ехали, пока солнце почти не достигло полудня. Тогда следопыт свернул на восток, к маленькой роще, и они спешились под развесистыми вязами у скального озерца.

– Скольких ты убил там, у себя? – спросил Шадак, когда они уселись в тени.

– Шестерых. – Друсс достал из сумки на боку полоску вяленого мяса и оторвал кусок.

– А раньше тебе приходилось убивать?

– Нет.

– Шестеро – внушительное число. Чем ты их?

Друсс некоторое время задумчиво жевал.

– Большим топором и маленьким. Еще кинжалом… и просто руками.

– И ты никогда не учился боевому ремеслу?

– Нет.

Шадак потряс головой.

– Расскажи мне, как дрался, – все, что сможешь вспомнить. – Молча выслушав повесть Друсса, Шадак улыбнулся: – Ты редкий юноша. Позицию за поваленным деревом ты выбрал удачно. Это была хорошая мысль – первая из многих, я бы сказал. Но поразительнее всего твой последний ход. Как ты узнал, что твой противник отскочит влево?

– У меня был топор, и враг видел, что я не левша. Следовало ожидать, что я вскину топор над левым плечом и опущу вправо. Поэтому он отклонился вправо, то есть влево от меня.

– Трезвое рассуждение для человека в пылу боя. Сдается мне, ты немало унаследовал от деда.