Знаешь, мне до сих пор стыдно, что ты увидел меня такой жалкой, зареванной и голой. Наверное, и тебе было неприятно вспоминать об этом. Ты всегда отворачивался, когда мы случайно сталкивались, и делал вид, что не замечаешь меня. Все четыре года…

Мариока жалобно всхлипнула, а Бирн крепче прижал ее к себе и сам начал рассказывать:

– В тот день я шел по коридору и вдруг услышал крики, такие отчаянные, что кровь заледенела в жилах. Они раздавались из комнаты, где жила Лаки. Я бросился туда, и увидел такое, что просто не укладывалось в сознании. От ярости я пинками вытолкал трех мерзавок и отвязал девочку, которую они хотели изнасиловать. Девочка была испугана и унижена их грязными тисканьями, и чтобы помочь ей забыть весь этот кошмар, я решил провести обряд очищения. И знаешь, мне тоже до сих пор стыдно от воспоминания, как нестерпимо хотелось моим губам прикоснуться к тому полудетскому телу. Ты даже не представляешь, как дико ощутить себя педофилом в семьдесят с лишним лет. Поэтому, я избегал даже взглядом встречаться с тобой, но всегда все знал о тебе и отмечал твой день рождения. Говорил себе, что сегодня моей девочке столько-то лет и посылал цветы и подарок.

– Так все-таки это был ты, – счастливо засмеялась Мариока. – Я с опаской смотрела на подарки, уж слишком дорогими они были, но Лаки всегда переубеждала меня. «Это опять от твоего тайного поклонника. Бери смело, ему ничего от тебя не надо», – уверенно говорила она.

Бирн громко рассмеялся:

– Ну, ничего не скроешь от этой Лаки. Представляешь, она каждый раз приносила мне кусок торта с твоего дня рождения. Говорила, что твоя мама угощает под самую завязку, еще и с собой дает. Но, торт, хоть и такой вкусный, ей самой уже его не осилить, поэтому она делится им со мной, зная, как я люблю сладкое.

– А маме она говорила: «Я съем тортик дома, чтобы растянуть удовольствие». А та в ответ: «Детка, да кушай на здоровье, я тебе еще дам кусочек с собой». Я думала, что она угощала им Стивена и Вика, а оказывается тебя. Просто обожаю Лаки! Ну, рассказывай дальше, мне так интересно. Помню, как Лаки еще удивилась, когда я получила в подарок серьги с бриллиантами, и сказала: «На что это он намекает? Серьги на совершеннолетие обычно дарят отцы. А я думала, что он испытывает к тебе совсем иную любовь».

– Я специально сделал такой подарок своей девочке, прощаясь с ней навсегда. Она выросла. У нее начиналась новая взрослая жизнь. И мне надо было уже прекращать с маниакальным мазохизмом наблюдать за тем, как девочка превращается в девушку. Ведь так можно совсем тронуться умом. В тот вечер я сидел дома, пил виски и говорил себе: «Сегодня Бельтайн, она пойдет на „праздник цветов“, выберет парня и подарит ему себя. А я напьюсь, и с завтрашнего дня начну жить без моей девочки, которая так никогда и не узнает о преступной любви старого дурака».

Когда в дверь постучали, у меня не было никакого желания открывать ее. Кто бы не стоял за ней, я не хотел его видеть. Но визитер был настойчивым, и стук повторился. Я рассердился и решил излить всю злость на непрошеном госте. Резко распахнул дверь… и подумал, что совсем свихнулся от безнадежной любви. На пороге стояла моя девочка, в ее ушах сияли мои сережки, а в руках была белая роза.

– Ты хотел захлопнуть дверь перед моим носом, – запоздало упрекнула Мариока, – я сразу это поняла и быстро проскользнула в комнату, а ты начал ругать и гнать меня.

– Конечно, я растерялся. Сидеть и жалеть себя – это одно, а увидеть свою девочку с белым цветком и согласиться выполнить ее просьбу – совсем другое. Разум кричал мне: «Прогони ее, она совсем ребенок! Не педофил же ты, на самом деле. Да она возненавидит тебя после того, как опомнится!». А сердце плакало и просило любви хоть на миг, иначе оно разорвется.