Часа в три ночи наконец нашел свой приют и я. На входе по мне быстрым взглядом профессионала скользнул охранник, он же меня и ощупал:

– Оружие, ножи? Ценные вещи?

– Нет, ничего.

Парень посмотрел на меня с недоверием. Я видел, как передо мной он забирал у других привезенных несчастных какие-то предметы, вносил их в специальную опись.

– Отправляйтесь в душ!

– Да не хочу я. Холодно.

– Это обязательное правило. Вас проводят, выдадут мыло и полотенце.

Я был передан дальше другому дюжему парню, который проводил меня и еще нескольких бомжей до душевой кабины.

Мыться я в этом ночном заведении, честно говоря, побрезговал, ограничившись споласкиванием рук и лица. Кстати, я был не одинок в своем решении избежать принудительной помывки. Около душа со свирепыми лицами и полотенцами наперевес топтались несколько бомжей совсем уж отвязного вида, которым точно не помешало бы смыть с себя пугающий слой грязи. Но они не собирались лезть под воду, высокомерно поглядывая на тех, кто все же решил помыться.

– Не дождутся! – промычал один из них сквозь зубы, шумно почесываясь.

После «процедуры» меня и еще троих бомжей провели по полутемному коридору, раскидали по разным комнатам (чуть не сказал – камерам). Ассоциации с тюремными заведениями у меня усилились, когда на дверях комнаты со стороны коридора щелкнул замок. Вот те на!

Я сел на койку и огляделся по сторонам. Кругом храпели, сопели, пыхтели люди, всего человек пятнадцать, все мужчины. Кто-то стонал во сне. Запах в комнате был еще более крутым, чем в машине социальной помощи: к общей вони добавлялся еще и мерзкий больничный дух. Один мужик стоял на коленях у своей койки и мерно бился об пол головой. Ну и компания!

Я прилег поверх тонкого одеяла, даже не надеясь уснуть. У меня в принципе был опыт пребывания в российских ночлежках, бывал я в местах и похуже. Мне подумалось, что в парижской ночлежке все не так, как, к примеру, в Москве. На ми ни-вэнах в российскую ночлежку не доставляют, попробуй попади туда переночевать без документов – даже в самые лютые морозы… Для того чтобы переночевать в московской социальной гостинице или доме ночного пребывания, как это часто теперь называют, надо быть, как минимум, москвичом. Вмещают такие заведения обычно до тридцати человек. С виду совершенно режимные объекты – проходная, высокий забор…

Люди в России обычно не приходят в такие места ночевать, а живут какое-то, иногда довольно длительное время, по нескольку недель. Им оказывают посильную помощь, лечат, пытаются восстановить документы, по возможности трудоустроить. Некоторые бомжи не выдерживают, сами уходят. А у иных такой возможности изначально нет. Но если ты, например, бомж из ближнего зарубежья, то шансы попасть в московскую ночлежку у тебя нулевые, в лучшем случае в этот вечер тобой займется милиция. Правда, очередей туда я не видел, зато сколько бомжей без документов замерзает зимой на улицах!

В узеньком окошке сверху уже забрезжил рассвет, когда я забылся наконец рваным, беспокойным сном. Снились кошмары: грязные оборванные сирые, похожие на покойников, тянули ко мне руки, тащили куда-то за пятки. Я задыхался от запаха дезинфекции, раздирающего глотку и легкие.

Очнулся я за несколько секунд до официальной побудки от неприятного ощущения: у меня закоченели ноги. Я инстинктивно попытался засунуть их под одеяло и вздрогнул: ноги почему-то были босыми. Где мои носки? Я пружиной уселся на кровати и огляделся. Вокруг была мирная, почти идиллическая картинка: бомжи дрыхли, несколько человек уже встали и готовились к выходу, в мою сторону никто не смотрел. Я на всякий случай заглянул под койку. И под соседние тоже. След простыл не только моих носков, но и любимых кроссовок. Катастрофа!