– С тобой – куда угодно! Даже к клошарам!

Алена хмыкнула и завела «рено». Мы тронулись.

– Пристегнись! – напомнила она. – Сейчас я отвезу тебя на набережную Сены. Тут недалеко. Ты посмотришь, как клошары живут под мостами. Потом проедем по городу, покажу тебе еще несколько мест, где их много. А дальше смотри сам, что делать со всем этим богатством.

Мы с трудом припарковались на набережной Сены, запруженной автомобилями, торговцами, туристами и праздно шатающимися гуляками. По хорошей московской традиции Алена, неприятно скребнув днищем автомобиля о бетон, взобралась на бордюр. Мы вышли из машины.

– Не эвакуируют? – поинтересовался я. – А то у нас в Москве новое развлечение появилось: кто быстрее – водитель или эвакуатор. Хотя меня все это не касается. Я машину принципиально не вожу.

– Не умеешь? – вскинула удивленно брови девушка.

– Не хочу! Это влечет за собой слишком много проблем: гараж, ремонты, резина, свечи всякие, не дай бог авария… А когда журналистикой заниматься? Времени и так ни на что нет.

– Хм… – Алена не нашлась, что ответить. – Не представляю, как можно жить без машины. Идем, мы ненадолго, с машиной ничего не случится.

Протиснувшись в толпе туристов мимо зазывал и книжных лавок, мы спустились на набережную. По пути к нам приставали, хватая за руки и полы одежды, нахальные негры с цветными зонтиками вместо головных уборов. Они, переходя с одного языка на другой, пытались втюхать нам втридорога какие-то сувениры и не реагировали ни на какие просьбы оставить нас в покое. На шестом или седьмом таком торговце, который нагло сунул мне прямо в физиономию Эйфелеву башню в миниатюре, я сломался.

– Да пошел ты на!..

– Сам пошел! – мгновенно парировал негр, но сразу отвязался.

Я удивленно взглянул на Алену. Она махнула рукой.

– Не удивляйся! Все отребье в Европе ругается русским матом. Ты еще не слышал, что в портах происходит.

– Могу себе представить!

Мы как раз спустились к Сене.

– Смотри! – сказала Алена, сделав рукой широкий жест. – Тебе это нужно увидеть, чтобы сделать репортаж?

Я посмотрел вокруг. Сколько хватало глазу, влево и вправо на парапете набережной гнездились разноцветные палатки. Зрелище, надо сказать, довольно веселенькое!

– Это кто? – спросил я наивно. – Какие-нибудь бастующие? Длительная акция протеста?

– Ничего подобного! – обиженно отозвалась Алена. – Это и есть клошары, которые тебя интересуют.

– А где же картонные коробки? Я слышал, эти граждане живут под мостами в коробках?

– Французское государство заботится о бездомных, – снисходительно разъяснила Алена. – Им с недавних пор предоставлены особые морозоустойчивые палатки. Хотя лучше бы нормальным людям зарплату подняли. Бомжи – они и есть бомжи, деклассированные, антисоциальные элементы. Хоть они обычно и незлобивые, но я боюсь их. Ни за что бы не по ехала сюда ночью! Ни за какие деньги!

Я смотрел на набережную. У бомжей происходила какая-то своя явно организованная жизнь: они неторопливо вылезали из палаток, глазели на окружающих, готовили еду, загорали на теплом сентябрьском солнышке. Среди них были женщины и дети. Все они казались очень довольными своей жизнью.

– Так. Едем дальше? – меня вывел из ступора вопрос Алены. Похоже, я все-таки слишком много выпил вчера разбавленного вина.

– Да, пожалуй. Хотя мне придется ближе к вечеру к ним вернуться.

– А вот это уже без меня! – категорично заявила Алена. – Под такое безобразие я не подписывалась. Я работаю в приличном агентстве новостей, в мои обязанности общение с этими бездельниками не входит. Я должна показать тебе районы обитания клошаров и помочь в случае необходимости с организацией культурного досуга. Может быть, рассказать, как пройти в Лувр или в музей Орсэ? А может, тебя Роден больше интересует?