Как только Цинтия, облачённая в тунику и сандалии, начинала играть, собравшиеся замирали, и чарующие звуки арфы уносили их в древнюю Месопотамию и Элладу – в мир богов, героев и чудес. Музыка Цинтии незаметно выводила слушателей из того духовного тупика, в котором они все оказались благодаря унылому прагматизму и бесплодному себялюбию нашего времени.
В одну из счастливых супружеских ночей – после объятий, поцелуев и жаркой истомы во всём теле – Цинтия услышала во сне мелодию, которую утром ей удалось записать по памяти, а затем и сыграть. С тех пор она стала писать музыку для арфы, а чуть позже и слова песен. Когда же к этим двум талантам присоединился и певческий, Цинтия окончательно уверовала в своё высокое предназначение и каждую ночь, перед тем как уйти в сон, благодарила майского бога за столь щедрое покровительство.
13.
В дверь робко позвонили, но Цинтию всю передёрнуло, словно где-то рядом с ней ударила молния. Она и забыла, что вызвала сантехника. Быстро затушив сигарету и отложив книгу, она поправила волосы и посмотрела в дверной глазок. На лестничной площадке стоял молодой мужчина со светлыми волосами и доверчивым выражением лица. Цинтия медленно открыла дверь и впустила гостя в свою наполненную дымом и одиночеством квартиру.
– У вас что-то с краном?
– Да, проходите в ванную.
– Только сниму обувь.
– Можете и не снимать. Впрочем, как хотите. Я буду читать в большой комнате.
– Хорошо. Если что, я вас позову.
– Да, конечно.
Вежливый сантехник уединился в ванной, а Цинтия попробовала читать дальше роман Елинек, на страницах которого велось беспощадное физиологическое наблюдение за женщиной, доведённой до отчаяния провинциальной тоской, деспотичным мужем, эгоистичным сыном и беспечным молодым любовником. Она снова закурила, настежь открыв форточку и следя за тем, чтобы пепел не падал на покрывало. Время в романе шло медленно и тяжело. Обычная тоска, то хватала Цинтию за горло, то спускалась в самый низ живота и глухо пульсировала там вторым сердцем. Сантехник не подавал голосу и только постукивал чем-то в ванной. Табачный дым и садический язык романа постепенно ввели Цинтию в состояние полной отрешённости от привычных для большинства современных женщин условностей и норм. Не очень хорошо сознавая себя, она прошла на кухню, достала из бара коньяк и, закрыв глаза, сделала несколько больших глотков.
Сантехник крикнул из ванной, что закончил, и приглашал оценить работу. Цинтия стремительно и бездумно пошла на этот зов, развязывая на ходу шёлковый пояс халата. Мужчина уже собирал инструменты и не сразу увидел её наготу. Она слегка наклонилась и провела рукой по его коротким светлым волосам. Он замер, словно ударенный в спину чем-то острым, медленно повернул голову и встретился с её подрагивающим телом…
Стараясь быть нежным, он неумело целовал ноги, живот, руки Цинтии. Она помогала ему раздеваться, но никак не загоралась от его прикосновений, так как видела, что он не был готов к близости, что он только сейчас готовится к ней, возбуждает себя и ещё не верит до конца в происходящее. На мгновение она почувствовала всю полноту своей власти над ним, поняла, сколь беспомощны светский этикет и социальное приличие перед женской наготой, свободно предлагающей себя и требующей немедленного отклика. Постепенно его усердные ласки достигли своей цели. Цинтия расслабилась и уже готова была открыться навстречу его растущей страсти.
Но тут он замешкался… принялся ощупывать снятую одежду, хмурить лоб. И ей, не без сожаления, пришлось констатировать, что он ищет презерватив. Едва зародившееся возбуждение тут же покинуло её тело. Она не могла смириться с тем, что он не отдался первому порыву страсти и смог сдержать себя из одного страха перед возможными последствиями. Ей сразу же открылась вся его мелочная расчётливость, вся его пошлая забота о собственном комфорте, вся та среднестатистическая мужская трусость, с которой он проживает каждый свой день. Ощущение, что её отвергли, что не желают взять её без сомнений и оговорок, наполнило кипучей злостью каждую клеточку тела Цинтии. Теперь она глядела на него холодными презирающими глазами.