Одно время я постоянно читал книги о прошлых землетрясениях, пытаясь выяснить, как они отразились на кварталах, где находятся моя рабочая и жилая квартиры. Оказалось, что во время землетрясения 1894 года в моем квартале пострадало всего несколько зданий.

В одном журнале, постоянно публиковавшем статьи на тему предстоящего землетрясения, я обнаружил схему, которая привела меня в ярость. На этой схеме мой квартал был обозначен темным цветом как один из наиболее опасных. Или мне показалось? Что можно разобрать на мелкой схеме? С лупой в руках я пытался рассмотреть, накрывает ли смертельное пятно мою улицу и мой дом, пытался соотнести эту схему с более подробными картами. Решительно нигде больше мой квартал не относили к разряду опасных. Подумав, что это какая-то ошибка, о которой следует забыть, я понял, что смогу забыть, если никому ничего не скажу.

Несколько дней спустя, глубокой ночью, я опять с лупой в руке разглядывал темное пятно на карте. Потом я пытался разыскать человека, нарисовавшего эту карту. Хозяин моего дома, узнав о моих изысканиях, отыскал фотографии, которые он снял сорок лет назад, когда закладывали фундамент дома. Так как я уже сорок лет живу в этом квартале, старые фотографии воскресили в памяти множество детских воспоминаний, но, взяв в руки лупу, я снова стал выискивать участки прочной скальной породы. Из-за неразберихи в ученых умах и истерии, которую нагнетали средства массовой информации, жители Стамбула проводили ночи без сна: то нам сулили ад кромешный, то обещали, что сила землетрясения вряд ли превысит пятибалльную отметку по шкале Рихтера; аналогичным образом обстояло дело и с моими исследованиями: я понимал, что издатели журнала не сильно беспокоились о достоверности публикуемой информации, но продолжал мучительно размышлять о том, как это пятно может повлиять на меня, мой дом и мою жизнь.

И все это время я впитывал бесконечные слухи и сплетни, расходившиеся по городу с невероятной скоростью. После землетрясения я только улыбался, когда слышал разговоры о том, что в море начала нагреваться вода и это якобы доказательство нового землетрясения, или о странной связи землетрясения с солнечным затмением, которое было неделю назад. «Не смейся, – заявила мне сердито одна девушка. – Если будет землетрясение, мы его не услышим из-за тебя». Говорили, что землетрясение устроили курдские сепаратисты; кто-то пустил слух, что постарались американцы, которые теперь слишком уж быстро прибыли на помощь на военном корабле-госпитале. «Как думаешь, – говорили люди, – как это они так быстро приплыть успели?» Рассказывали, что кто-то слышал, будто капитан, глядя с корабля на берег, грустно произнес: «Надо же, что мы наделали!» Позднее эти слухи прижились, стали почти нормой: привратник, который утром звонил в квартиру, чтобы отдать молоко и газету, сообщил, что вечером, в десять минут восьмого, Стамбул будет разрушен мощнейшим землетрясением, – словно предупреждал, что вечером на час отключат воду. Ходили слухи об одном профессоре, который, зная правду, просто сбежал в Европу. Шла молва, что правительство, которому уж точно заранее известно все, тайно распорядилось привезти из-за границы миллион специальных полиэтиленовых мешков для трупов. Кто-то слышал разговоры о том, что якобы военные уже начали рыть братские могилы на больших пустырях за городом. В Йешиль-Юрте, одном из самых дорогих районов Стамбула с самой зыбкой почвой, хозяева домов, устроив собрание, разделились на два враждебных лагеря: одни хотели обсудить меры безопасности, другие горевали, что лишняя шумиха приведет к падению цен на дома. Примерно в то же время мой друг-журналист объяснил мне, что приостановлен выпуск карт, необходимых мне для исследования темного пятна, так как издатели опасаются гнева агентов по недвижимости и домовладельцев.