Вот так, оскорбленно ругаясь, Туся перемещается по парку, внезапно у скамейки обо что-то зацепляется, спотыкается, запутывается, падает, ругается пуще прежнего, поднимается; в руках – шианы; в сердцах отшвыривает и топчет; озирается по сторонам: поднимает штаны, внимательно разглядывает, опять отшвыривает.

Мне Федора искать, Господи… Я Федора потеряла, Господи…

Внезапно, как случается при прозрении, поднимает и уже более внимательно разглядывает штаны; перемещается под фонарь и разглядывает еще подробнее… задумывается; снова разглядывает; и даже разнюхивает…

Чего?.. (Озирается по сторонам.) Что? Чего?? (Обходит вокруг столба.) Ох, какой сволочь, ты только подумай… А эта, где эта?.. (Бегает вокруг фонтана.) Девка! Эй, девка! Девка!.. (Убегает.) А-аа!..

Прибегает Электромонтер и прямо к столбу. Олички не находит, растерянно озирается.

Монтер. Любимая… Боже, опять исчезла… О, как я устал, да сколько же можно… (Убегает.) Любимая-ааа!..

Возвращается Туся со штанами. И опять – в который раз! – разглядывает на свету покинутые панталоны. Вдруг, всхлипывает и утыкается в них лицом. А может, мелодию нашей ЛЮБВИ? Или – наших ПОТЕРЬ?.. И снова в порыве – о, наши порывы! – отшвыривает от себя штаны и тут же наскакивает на них и топчет ногами – страстно и яростно! Наконец, пошатываясь отходит, всхлипывает, обнимает столб – так стоит… Отдаленно, со стороны Туся в это мгновение напоминает Оличку… Близится зов Кошкина: «Оличка-ааа!..» И вот наконец-то он сам прибегает, в трусах, взбудораженный и взмыленный, по ходу спотыкается и запутывается в брошенных штанах. Впрочем, поднимается, потирает ушибленную ногу, влезает в штаны; торопится к Тусе, тянется к ней руками.

Кошкин. Со мною такое, Оличка!.. Я так вас искал, я вас так… (Тут замечает, что не Оличка перед ним.)

В этот миг откуда-то доносится слабое, как дуновение: «Левочка-ааа…»

(Вздрагивает.) Оличка…

Туся руками старшей мотальщицы решительно хватает его за волосы и прижимает к земле. Да так, что ни крикнуть и не взбрыкнуть, разве что постонать. Вопрос: кто услышит?

Туся. Кобелина распутный, этим работаешь… Этим ты, этим… Он у меня стихи читал, а ты его на что, пьяного дурака, уговорил… А разве ему меня мало?..

Появляется Электромонтер.

Монтер. Что, за что она вас?.. Эй, гражданка… (Дотрагивается до Туси – и зря.) Тетенька, тетенька… (Пытается даже разнять.)

Туся одной рукой попрежнему дожимает Кошкина к земле, другой же хватает за волосы Электромонтера. И тоже прижимает. Оба покорны в руках сильно страдающей женщины.

Туся. Покажу вам за что, кобели… На женщину, на порядочную… Он штаны, и еще он при мне… Покажу, как штаны – до смерти в гробу не забудете… (Дергает – оба вскрикивают.) И еще после смерти меня вспоминать… (Внезапно прислушивается.) Федя… (Отталкивает несчастных.) Федя мой… Феденька зовет… Федя-ааа!..

Мужчины, сидя на «собственных местах», со стонами раскачиваются из стороны в сторону, как два маятника Фуко. Вот так, по преданию, первобытные люди переживали поражение на войне или разорение дома…

Монтер. О-о-о, кто это?..

Кошкин. А-а-а…

Монтер. Ох, бабища… И хватка какая… Заметили хватку?.. (Мается.)

Кошкин. О-о-о… (Мается.) Она не виновата…

Монтер. Не виновата… (Мается.) Конечно, никто не виноват… (Внезапно замирает.) Что вы сказали?..

Кошкину, похоже, совсем не до общения.

Что вы сказали, повторите?

Кошкин. Я…

Монтер. Что – вы?

Кошкин. Виноват… Я очень виноват перед этой женщиной…

Монтер. Вы?..

Лев Николаевич мается.

Да кто она вам?

Кошкин. Как вам сказать… Я не знаю…

Монтер. Вы и перед этой виноваты?

Кошкин. А-а-а…

Монтер.