И если случилось так, что богатейшие и самые прибыльные владения первыми привлекли внимание богоугодных реформаторов, не нам было задаваться вопросами о неисповедимых путях Провидения. Будь они добрыми людьми, они бы были добрыми управляющими господними богатствами, а не проматывали бы состояние церкви: не поощряли бы праздность бедных, не строили бы церкви и больницы чрезмерно красивыми. Господу же лучше, если никудышных управляющих заменят те, кто знает цену деньгам и готов заставить их работать.

Муж мой, разумеется, покупал для себя. Видит бог, все в Англии покупали землю для себя, и по самым отчаянным ценам. Словно рыболовецкая флотилия пришла с уловом селедки – вся сразу. Мы были как жены рыбаков на стене в гавани, ликующие при виде изобилия. Нам не терпелось наложить руку на свою часть старых церковных земель. Шел настоящий пир с разделом и захватом земель. Никто не задавал Уильяму вопросов, когда он оценивал для короны, а покупал и продавал для себя. Все и предполагали, что он станет прибавлять к своему жалованью, торгуя для себя, к тому же он брал не больше, чем было принято.

Как он все это проделывал? Оценивал землю невысоко, иногда в чью-то пользу. Иногда принимал подарки, а иногда – тайные взятки. Разумеется! Почему бы и нет? Он работал для короля и продвигал церковную реформу. Выполнял работу во имя Господа, изгоняя развращенных папистов. Почему бы ему не получать щедрую награду? Мы меняли прогнившую церковь на ту, что была истинным домом Сына Божия. То был славный труд. Разве муж мой не был на службе у самого Господа, разрушая прежние дурные обычаи папистской церкви? Разве не был он совершенно прав, разве не сам Господь направлял его, когда он забирал богатство у развращенной церкви Папы и передавал его в наши руки, ведь мы бы распорядились им куда лучше! Разве не в этом смысл священной притчи о талантах?[14]

И все это время я была ему не только женой, но и ученицей. Я пришла к нему девчонкой, которую сжигала жажда обладать своей собственностью и обезопасить себя в этом мире. Я больше никогда не хотела оказаться бедной родственницей в доме богатой кузины. Он научил меня, как этого добиться. Господь его благослови.

Потом я сказала ему, что продают поместье Чатсуорт, рядом с моим прежним домом, Хардвиком в Дербишире. Сказала, что поместье это я прекрасно знаю, земля там хорошая, а хозяином изначально был мой кузен, но ему пришлось продать поместье, чтобы насолить семье, а новый владелец, испугавшись оспаривания права собственности, отчаянно хочет продать Чатсуорт, и мы можем получить немалую прибыль, если не будем слишком щепетильны, чтобы нажиться на дураке, попавшем в беду. Уильям со мной согласился по поводу выгоды, купил поместье для меня по бросовой цене и поклялся, что сделает из него лучший дом на севере Англии – наш новый дом.

Когда на престол взошла новая королева, Мария Тюдор (кто бы мог подумать, что она одолеет добрую протестантскую претендентку, мою подругу Джейн Грей?), моего бедного Кавендиша обвинили в том, что он мошенничал на службе, брал взятки, крал земли у Святой Римской католической церкви, которая снова поднялась из мертвых, как сам Иисус. Постыдные обвинения и страшные времена: наши друзья сидят в Тауэре за измену, милой маленькой Джейн Грей угрожает смерть за претензию на трон, реформация остановлена и развернута в обратную сторону, мир снова перевернулся с ног на голову, кардиналы возвращаются, идет инквизиция. Но в одном я была уверена, одно утешало меня в невзгодах: я знала, что ему точно известно, сколько он украл – до последнего пенни. Пусть говорили, что расходные книги, хранившиеся во дворце, не объясняли, откуда у него такое богатство, я знала, что уж ему-то это известно; где-то должны были быть книги, в которых все было отражено, четко и ясно, кража и прибыль. Когда мой бедный супруг Кавендиш умер, все еще под подозрением в воровстве, взятках и бесчестном ведении отчетности, я знала, что он отчитается за все на небесах и святой Петр (которого, как я думала, тоже восстановят в должности) признает эти отчеты точными до последнего пенни.