– Мне надо подумать, – наконец произнес Грэм. «Я покажу эти бумажки своим адвокатам, – сказал он себе. – Лучшим правительственным адвокатам – из налогового управления».

– Очень желательно, сэр, чтобы вы приняли во внимание определенные обстоятельства, – продолжил Денфельд. – Пожалуй, вам может показаться, что со стороны миссис Грэм довольно несправедливо требовать столь… – он подыскивал подходящее выражение, – столь весомую долю вашей собственности.

– Мало ей целого дома, – согласился Грэм. – И четырех особняков в Скрэнтоне, что в штате Пенсильвания. Совсем хочет меня по миру пустить.

– И тем не менее, – медовым голосом заметил Денфельд. Язык адвоката порхал меж губ, словно бумажный вымпел на ветру. – Тем не менее существенным фактором представляется то, что ваша размолвка с женой должна остаться тайной. Причем ради вас же самого. Ибо Председатель Совета чрезвычайного комитета общественной безопасности не может допустить, чтобы на него пала хотя бы тень… назовем это la calugna…

– Это еще что за зверь?

– Скандал. Как вам хорошо известно, имя любого высокопоставленного Аномала или Нового Человека не должны окружать никакие сплетни. А если учесть ваше положение…

– Я скорее подам в отставку, – проскрежетал Грэм, – чем подпишу ваши бумажки. Алименты по пять тысяч попсов в месяц! Да она просто спятила! – Тут он поднял голову и пристально посмотрел на Денфельда. – Подумать только, что делается с женщиной, когда она получает раздельное проживание или развод! Она – да все они – хотят сразу всего, причем любыми способами! Хоть к стенке припирая! Дом, особняки, машину, все попсы на свете…

«Будь оно все проклято», – выругался Грэм и устало вытер лоб. Потом велел одному из слуг:

– Принесите мне кофе.

– Есть, сэр. – Слуга засуетился со скороваркой и проворно вручил хозяину чашку крепкого черного кофе.

Обращаясь к слуге и ко всем присутствующим, Грэм пожаловался:

– А что я могу сделать? Она же меня за глотку взяла. – Он положил папку с документами в выдвижной ящик стола рядом с кроватью. – Все. Больше обсуждать нечего, – сказал он Денфельду. – Мои адвокаты уведомят вас об окончательном решении. – Сердито глянув на ненавистного Денфельда, Грэм объявил: – Теперь я намерен заняться другими делами. – Затем он кивнул слуге, который, твердо положив руку на плечо адвокату, проводил его к одной из дверей, ведущих из спальни.

Когда дверь за Денфельдом захлопнулась, Грэм откинулся на подушки, прихлебывая кофе и размышляя. «Вот бы Ирма нарушила закон, – сказал он себе. – Пусть даже правила дорожного движения. Хоть что-нибудь, что поставило бы ее в зависимость от полиции. Если б мы засекли, как она переходит улицу на красный свет, уже тут можно было бы за что-то зацепиться. Скажем, она оказала бы сопротивление при аресте, публично использовала бранные выражения – короче, злостно и умышленно нарушила бы общественный порядок. А еще лучше, – размечтался Грэм, – чтобы людям Барнса удалось поймать ее на какой-нибудь мелкой уголовщине. К примеру, на приобретении или употреблении алкоголя. Тогда (как там говорили адвокаты) мы смогли бы подвести ее под неполное материнское соответствие, отобрать детей и предъявить ей обвинение в процессе настоящего развода – который, при таких обстоятельствах, можно было бы сделать публичным».

Пока что, однако, Ирма обладала над ним слишком большой властью. Публичный развод со взаимными обвинениями выглядел бы для Грэма крайне скверно, учитывая все то, что Ирма могла бы наскрести из сточной канавы их совместной жизни.

Подняв трубку видеофона первой линии связи, Грэм сказал: