— Ну, теперь ты знаешь, что мой образ этикету соответствует. Можем ехать? Раз других причин нет…

Смотреть на Олега стало больно. Одно его нахождение рядом вдруг стало заставлять чувствовать себя убогой и ущербной. А значит, требовалось одно: вернуть долг любой ценой и навсегда избавиться от блондина в моей жизни.

Настрой был боевой, я готова была рвать и метать!

А вот Олег вдруг растерялся, приуныл. Глаза его метались из стороны в сторону, искали причины не ехать… Здравые и логичные. Видимо, не нашел, потому как таки заговорил спустя вечность. Засунув руки в карманы, он буквально покраснел от недовольства, каждая буква явно давалась ему тяжелее, чем штанга в спортзале:

— Раз так… Поехали.

Всю дорогу по пути в машине стояла тишина, звучала тихая ненавязчивая мелодия. И все же тяжелые вздохи Олега мягко намекали, мол, мужчине как-то не спокойно.

— Знаешь, — деланно расслабленно заявил тот, когда мы остановились на светофоре, — задумался вот, что я за скупердяй такой? У меня ведь есть эти миллионы... Чего торгуюсь, как бабка на базаре?

Едва ли сдерживая улыбку, с трудом, но свела брови на переносице для более реалистичной серьезности:

— К чему ты ведешь?

— К тому, — блондин махнул рукой, демонстрируя всю серьезность намеченных планов, — что завтра просто подпишу бумаги и все, завод мой.

— Правда, Олеженька? — многозначительно вздернув бровь, я деловито уточнила: — Значит, мне деньги можно тоже не возвращать, да?

Коробейников по мановению ока уверенность и потерял:

— Как это?

— Так ты же больше не торгуешься, за деньги не держишься и вообще, — игриво изобразила бровями волну, — рубаха парень.

— Ты это… — сбивчиво протараторил тот. — Белое с черным не путай, Лена. За долги надо отвечать. Это дело чести.

— Вот я и отвечаю, — пальцем указав на светофор, аккуратно намекнула, мол, уже давно зеленый горит. — Если у тебя, Коробейников, этих миллионов куры не клюют, то я теперь нищая.

До хруста кожи обивки мужчина сжал руль руками, гневно сверля дорогу, раскинувшуюся перед глазами. И, не проехав и пары минут, так резко затормозил, что я чуть в окно не вылетела.

— Ты ведь хочешь работать, да? — удивил меня тот, пока я сверлила его гневным взглядом. — Давай я тебя на работу возьму?

Закрыв глаза, досчитав до двадцати, с трудом успокоилась и, когда конечности от страха передергивать перестало, ехидно улыбнулась:

— Ты дальтоник, Олеженька? У тебя, возможно, всегда серый горит, но у нормальных людей сейчас зеленый! Какого черта ты тормозишь?!

— Я тебе вопрос задал! — поторопил меня тот, нервно топая ногой по полу.

Поплотнее пристегнув ремень, удивленно покачала головой:

— Нет, ты меня удивляешь, конечно… Как, работая в баре, можно отложить три миллиона, дорогой мой? Даже если ты планируешь забирать всю зарплату, то это просто план-капкан… Умру я ко второй неделе рабской каторги.

— А я… — он нервно сглотнул слюну, кадык так и дергался, — дам тебе хорошо оплачиваемую должность. Будешь большую часть денег мне отдавать, а на тридцать тысяч жить в месяц.

За секунду в голове моей пронеслась вся печальная картина действительности. Во-первых, папа уже съехался со своей пассией и в дом этот я бы не вернулась ни за какие деньги. Но, честно говоря, меня никто туда вообще не звал. Значит, требовалось найти жилье в столице за гроши и при этом не умереть от голода. Во-вторых, работать рядом с мужчиной, на которого у тебя слюнки текут и не только, — худшая идея из всех возможных.

— Нет, Коробейников! — вскликнула я в ужасе. Уже представляя, как натираю бокалы в баре, а Олег себе в комнатку водит шикарных моделей для понятных всем утех. — Лучше сдай меня сразу ментам.