Друд, занятый собой, только кивнул в ответ. Круг света, падавший на площадь от фонаря, который ему предстояло пересечь, представлялся мальчику неодолимым препятствием. Когда он, наконец, собрался с духом и дошёл до ворот, сторож, открывший окошко на стук, закричал:

– А ну иди вон отсюда, распутница! Это мужская школа! Нечего тут ошиваться!

Только голос и мольбы Друда, назвавшего сторожа по-имени, заставили последнего открыть калитку.

– Да что же это с вами, сударь? – испуганно спросил сторож, втолкнув мальчика в свою сторожку. Он ярко представил, что было бы, если бы наутро Друд не нашёлся в школе.

– Я проигрался в карты, – соврал Друд, снимая чепец.

– Раненько вы начали, сударь. Что же теперь делать?

– Скажите, а Мерей вернулся?

– Да уж три часа как здесь.

– Попросите его принести мне одежду.

Сторож ушёл, но, видно, судьба ещё не окончила свои шутки, потому что когда он вернулся, то одежду принёс не Мерей, а Роберт Уиксли.

–Извините, сударь, но друга вашего я не нашёл, а господин Уиксли не из болтливых.

Друд готов был провалиться сквозь землю. Когда он переоделся, а сторож припрятал у себя женские тряпки, мальчики вышли на улицу.

– Уиксли, вы должны поклясться, что никто не узнает об этом, – сказал Друд, хватая Роберта за рукав.

– Отпустите меня, – потребовал Уиксли, и он подчинился. – Я не могу дать такого слова. Если обнаружится пропажа вашей одежды, то обвинят служанок или прачку. Я не хочу, чтобы из-за вашего легкомыслия пострадали другие люди.

– Я вам клянусь, что я сам во всём признаюсь, если что-то выйдет наружу.

Уиксли задумался. Друд с надеждой не сводил глаз с его лица.

–Хорошо, я принимаю ваши условия, – согласился Роберт. – Однако вы должны поклясться, что больше не станете покидать школу без разрешения и шататься где попало.

Друд вынужден был дать слово. Слово «шататься» в устах положительного Уиксли больно резануло слух Шанталя, поэтому глядя, как Роберт удаляется, мальчик скривил отвратительную рожу и прошептал: «Зануда!»

Городские часы отбили девять раз. Друд отправился в комнату, где ученики проводили вечерние часы. Мерей, болтавший с кем-то, бросился к нему и зашептал:

– Я знал, что ты выберешься! С твоим умом и не провести этих лопухов!

– Почему ты не вернулся в кофейню? – спросил Друд.

– Я пытался, но меня сцапал учитель латыни. Я же не мог сказать, где ты находишься, иначе тебя выперли бы из школы. Пойдём послушаем Норберта, он рассказывает уморительные вещи о своих сёстрах!

Глядя на лёгкость, с которой Мерей воспринял то, что он бросил своего лучшего друга одного, среди шайки шулеров, Друд вдруг почувствовал к нему отвращение. Мысленно он начал искать предлог для отказа, и тут ему помог надзиратель.

–Шанталь, подойдите сюда, – позвал он.

Когда мальчик подошел, он спросил:

– Где вы были? Что-то вас не было видно сегодня вечером.

– Я читал книгу, – соврал Друд.

– Да неужто? – повеселел надзиратель – И какую?

– Учебник греческого языка.

– Ну, если не сочиняете, сударь, то вот вам награда, письмо из дома.

Письмо было от матушки. В нём она писала о сыне соседа, который пристрастился к картам и за это был изгнан отцом из дома. Вскоре он проиграл и оставшуюся наличность, после чего оказался в долговой тюрьме. Отец согласился выкупить его лишь с тем условием, чтобы сын завербовался в матросы на корабль, уходящий в колонии – к Андегавским островам. Красноречиво описывая, как проигравшийся молодой негодяй крал дома вещи, матушка умоляла Друда никогда не связываться с картами.

Письмо стало последней каплей. Друд убежал на чердак, где сушилось бельё, и долго просидел там, переживая унижения и позор, выпавшие на его долю в этот день. Из случившегося он сделал вывод, что не всегда благородное происхождение обеспечивает превосходство в моральных качествах и поведении, ведь Мерей поступил с ним подло, а уличная девица Агафья – благородно. Друд на всю жизнь возненавидел карты.