Не смотрите на меня так, дорогой Уилки. Вы знаете: я не верю в простых призраков и духов, являющихся на сеансах столоверчения. Сколько раз я разоблачал подобные суеверия устно и письменно? Но я сведущ в животном магнетизме и надеюсь в самом скором времени углубить свои познания в данной области.

Согласно Геродоту и Клименту Александрийскому, нижеследующая молитва в сочетании с месмерическим воздействием на покойного неизменно применялась на всех важных египетских похоронах на протяжении десяти тысяч лет: «О боги, дающие жизнь людям, явите милость к душе опочившего, дабы она могла уйти к бессмертным богам».

Но некоторые души жрецы не отпускали. Некоторые души они удерживали своей магнетической силой и возвращали обратно. Так было в случае с фараоном Рамзесом. Так было в случае с человеком, известным нам с вами под именем Друд.

Диккенс остановился, и я тоже. До Гэдсхилла оставалось уже меньше полумили, хотя мы шли несколько медленнее обычного. Признаться, завороженный монотонным голосом Чарльза Диккенса, последние двадцать минут я не замечал ничего вокруг.

– Вы находите все это скучным? – спросил он, устремив на меня пытливый взгляд темных глаз.

– Глупый вопрос, – сказал я. – Все это чрезвычайно увлекательно. И в высшей степени фантастично. Не каждому и не каждый день выпадает удовольствие услышать сказку тысячи и одной ночи из уст Чарльза Диккенса.

– Фантастично, – повторил Неподражаемый с едва заметной улыбкой. – По-вашему, это слишком фантастично, чтобы быть правдой?

– Чарльз, вы спрашиваете меня, верю ли я, что Друд рассказал вам правду, или верю ли я, что вы рассказали мне правду?

– И первое, и второе, – ответил он, не сводя с меня пристального взгляда.

– Не знаю, сказал ли Друд хоть слово правды, – промолвил я. – Но я верю, что вы говорите чистую правду, рассказывая историю, поведанную вам Друдом.

Я лгал, дорогой читатель. История казалась слишком абсурдной, чтобы я поверил в нее или хоть на миг допустил, что Диккенс в нее поверил. Я помнил, как однажды Диккенс сказал мне, что в детстве его любимой книгой были «Сказки тысячи и одной ночи». И сейчас задался вопросом, не пробудились ли в нем некие детские качества от потрясения, вызванного Стейплхерстской катастрофой.

Диккенс кивнул, словно учитель, услышавший правильный ответ от ученика.

– Мне нет необходимости напоминать вам, друг мой, что все это должно остаться между нами.

– Разумеется.

Он улыбнулся почти по-мальчишески:

– Даже если наш друг инспектор Филд грозится разболтать всему свету про Домовладелицу и Дворецкого?

Я небрежно махнул рукой.

– Но вы не рассказали про Друда самого главного, – заметил я.

– Разве?

– Да, – твердо промолвил я. – Не рассказали. Почему он оказался на месте железнодорожного крушения? Откуда там взялся? Что он делал с тяжелоранеными людьми? Помнится, вы говорили, что со стороны все выглядело так, будто Друд похищал души умирающих. И что, собственно говоря, он делает в пещере у протекающей по туннелю подземной реки, глубоко под катакомбами?

– Поскольку до дома уже рукой подать, – начал Диккенс, вновь трогаясь с места, – я не стану продолжать повествование, а просто отвечу на ваши вопросы, дорогой Уилки. Во-первых, Хэчери оказался прав в своих умозаключениях и предположениях насчет появления Друда на месте крушения. Он действительно путешествовал в гробу в багажном вагоне.

– Боже милостивый! – воскликнул я. – Но почему?

– Все, как мы и думали, Уилки. В Лондоне и прочих городах Англии у Друда есть враги, исполненные решимости выследить и схватить его. Инспектор Филд – один из таких врагов. Друд не является ни подданным нашей страны, ни желанным чужеземным гостем. На самом деле, по официальному мнению и по официальным документам, он уже двадцать лет как умер. Потому-то он и возвращался в гробу из поездки по Франции… где встречался с собратьями по религии, владеющими искусством магнетизма.