– А вы собственно кто такой? – Но такой ответ Алекса ничуть не охладил пыл этого дерзкого незнакомца, а наоборот, распалил в нём желание вмешиваться. И он как само собой разумеющееся, бесцеремонно пододвинувшись к Алексу, начал по своему, необычно представляться.

– Я бы мог сказать, что это не важно, или же сославшись на вашу неосведомлённость насчёт значимости моего имени, оградить её от ваших поползновений узнать его, но я так не поступлю и скажу вам его. Меня зовут Сер… – Здесь незнакомец вдруг запнулся и, задумавшись, пробормотал.– Хотя нет, это имя в прошлом. – После чего незнакомец ещё немного поворошил свою память и, вернувшись из её глубин, назвался. – Меня все знают под именем Секунд. И ты можешь так меня звать.

Но видимо Алекс совсем не доверяет этому незнакомцу, и он имеет на это полное право, раз он так замысловато переспрашивает его (вдруг тот передумает так называться и назовёт другое имя).– Как-как?

Но этого Секунда видимо трудно сдвинуть с собственной мысли, если он сам того не захочет, и его глаза даже не загораются от возмущения, услышав такой дерзкий вопрос в свой адрес. И он спокойным, рассудительным голосом отвечает. – Понимаю, не совсем обычное имя. Но так всегда бывает, когда имя подбираешь сам, а не кто-то со стороны, хоть и имеющих на это своё родственное право людей. А сторонний, даже самый любящий взгляд, что ещё субъективней, всегда поверхностен и не может точно отобразить истинную суть человека. Так что на мой взгляд будет вернее, если человек сам позаботиться о выборе для себя имени. Вот я и позаботился о себе, выбрав, как мне кажется, достаточно запоминающееся и знаковое имя. Оно значит, что я никому не позволю на себя смотреть свысока. – С жёстким натиском на слова и с твёрдой уверенностью, что иначе и быть не может, закончил говорить Секунд, смотря на Алекса.

И Алекс скорее убеждён им, чем нет, правда у него натура такая, что он не может принять данность без того, чтобы к ней не придраться, – так он для себя уже решил, что этот Секунд и без своего грозного имени мало кому позволил бы разговаривать с собой не на равных, а его имя этого всего лишь приложение к нему, – и он с некоторой непримиримостью обращается к Секунду. – Тогда не понятно, зачем бросаться из одной крайности в другую, теперь смотря на меня свысока.

– Ничего подобного. – Искренне удивляется Секунд. – Раз вы любите экспериментировать, и нечего тут отнекиваться (опять наговоры, Алекс даже и головой в отрицании не мотнул), то я счёл возможным предложить вам (а совсем недавно тыкал) поучаствовать в одном эксперименте. – И хотя у Алекса возникла масса замечаний и вопросов к этому увёртливому Секунду, – да хотя бы, наконец-то, выяснить у него, откуда он это взял, – он не стал на всё это отвлекаться. И пока перед ним находится Секунд и требовательно на него смотрит и ждёт ответа, то нужно постараться, как минимум, не разозлить его, а уж потом, как только появиться возможность, то избавиться от его опеки – а как Алекс подспудно чувствует, тот обязательно захочет эту опеку ему организовать («На хрена?», – но это ещё один вопрос из огромной массы вопросов).

– Нет, спасибо. Я, пожалуй, лучше откажусь. Знаю я, чем заканчиваются все эти эксперименты, поучаствовать в которых предлагают люди с улицы.– Не слишком дерзко, но так, чтобы этот Секунд понял, что давить на него бесполезно, дал свой ответ Алекс. Секунд же пропускает мимо ушей это завуалированное под людей с улиц, об именование его Алексом первым проходимцем, что было бы не совсем точно, он всё же сейчас не находится в данном проходящем статусе, а с позиции конструктивности разбивает его аргументы. – Ну, здесь вы ошибаетесь. –Наставническим тоном проговорил Секунд (ему бы ещё досадливо покачать головой.– Да уж. –И картина «Неразумный ученик» была бы полной). – И если бы результаты экспериментов были известны заранее, то какой смысл был бы их проводить. – На что было дёрнувшийся Алекс хотел что-то возразить, но Секунд своим заявлением предупредил его возможные возражения.