– Корлеоне, Сопрано, Теразини. – Проговорил дон Лизотто и, глядя на коррупционера, вдруг с хрипом сорвался на своё возмущение. – Да кто это на хер такие?! – В результате чего коррупционер растерял на своём лице всю свою спесь и невозмутимость, и мало что понимая, раскрыв свой рот, беззвучно смотрел почему-то в рот дона Лизотто. Но дон Лизотто рассчитывал совсем не на то, что демонстрирует ему коррупционер, а ему нужны ответы. И он под не сводящим с него взглядом коррупционера, своими жирными пальцами выковыривает из куска пиццы оливку, и к застывшему на лице коррупционера изумлению, который и сделать ничего не может, берёт и закидывает эту оливку ему прямо в рот. И только тогда, когда оливка собой перекрыла дыхательные пути в горле коррупционера, он пришёл в себя и принялся бороться за свою жизнь, пытаясь прокашляться.
Ну а довольный собой дон Лизотто только ухмыляется, глядя на сдавливающего своё горло коррупционера, и даже не думает прийти ему на помощь, вдарив ему своей могучей рукой по спине. Впрочем, коррупционер хоть и покраснел до кончиков ушей, но справляется с этой на пустом месте возникшей проблемой. А как только справляется, то злобно глядя на дона Лизотто, собирается было предъявить ему за это счёт к оплате. Но вовремя вспомнив, что он находится в неоплатном долгу перед доном Лизотто, – намекая на некоторые компрометирующие его документы, так ему дон Лизотто всегда говорил, когда он пытался набить цену своим услугам или вообще соскочить, – решает не затрагивать эту тему и вернуться к тому, что так взволновало дона Лизотто.
– Это самые известные главы семей. – Говорит коррупционер. Дон Лизотто, вслед за этим ответом вновь возвращается в нервное состояние духа и с прежней резкостью заявляет. – Да я же спрашиваю, кто они бл**ть такие. Я их знать не знаю и знать не хочу. – Чуть ли не орёт дон Лизотто, своим поведением вызывая повышенную взволнованность сидящих за соседними столами едоков и главное, управляющего заведением Андрона, который такое недовольное поведение своего непосредственного босса, естественно принял на свой и так небогатый счёт.
– А теперь он будет ещё меньше. Да так меньше, что и считать будет нечего. – Схватившись за сердце мимо пробегающей Кати, представительницы самой неблагодарной, оттого что беззащитной, категории сотрудников – стажёров, сделал для себя вывод Андрон.
Когда же дон Лизотто немного успокаивается, коррупционер с хоть и скрытым, но большим сожалением для себя, за то, что он здесь находится (дёрнул меня чёрт его послушать) и с нескрываемым сожалением за то, что этот мир столь неразумен, даёт свой ответ. – Но что ж, поделать. – Со вздохом говорит коррупционер. – Когда само имя больше значит, чем то, что оно значит. – И хотя такая казуистика в ответе не приветствовалась доном Лизотто, на этот раз он всё понял, хоть и по своему, и поэтому не стал кулаком поправлять слишком задравшийся в поднебесье нос коррупционера, а для начала с пристуком по столу, выплеснул на него негативную энергию, с добавлением в неё брызг слюней: «Я им всем покажу, что имя моей семьи значит!», – а уж затем более-менее спокойно обратился к нему:
– Ты там у себя, многих людей, кто на слуху знаешь. Так найди мне того… – дон Лизотто на этом месте задумался, ища наиболее подходящее об именование тому, что он имеет в виду, ведя этот разговор. Что, судя по его физиономии, ломающей стереотипы о донах, как людей мало думающих, давалось ему нелегко. Но тем не менее далось, и дон Лизотто сказал то, что сказал, а как понимать его коррупционеру, то пусть только попробует не правильно его понять.