Ему было уже немало лет. И всю свою жизнь он был дворником. Ничем больше не занимался, да и заниматься не хотел – всегда ощущал, что это что-то его, родное и праведное. И так было радостно от осознания этого, что он даже плакал порой, счастливо и воздушно.

На своём дворе, тщательно выметаемом каждое утро, нашёл он и Источники Жизни, и философские камни, и всяческие смыслы да домыслы, в общем, всё, что только бывает, нашёл. Причём находил так, случайно и от нечего делать, даже иногда чуть ли не незаметно для себя самого. Находил и тихо радовался, улыбался про себя, да чесал затылок со свалявшимися волосами под драной ушанкой.

А выходил со двора он редко. Да и не чувствовал такой необходимости, разве что за продуктами иногда. Да и правильно – куда ж уходить, коли уж тут вот всё имеется, всё рядышком растёт и питает жизнью тебя.

А потом вдруг что-то затрепетало однажды в воздухе. Как раз тогда он, усталый и недвижный, смотрел в одну точку. Что-то трепетало, вроде как и просто так, а всё же весело, смешно, улыбаясь. И он улыбался. Радостно распахивал дверцу, неторопливо чинно, и солнечный свет, тоже неторопливо и чинно, заполнял его каморку. А он шагал вперёд и растворялся вдруг.

Как сквозь землю…

Я так и замер посреди дороги в тот момент, когда добрался до этого места. Что-то лопнуло внутри, как перетянутая резинка. Ррраз – и разорвалось. И я отчётливо почувствовал, что назад я уже не вернусь. Что домой сегодня придёт уже другой человек в моём теле, другой я, совершенно иной, хоть и очень похожий. Более того, ощущалось, что после этого обрыва резинки она отбросила всё, что было в жизни в последнее время, куда-то назад, в дальний угол. Всё улетело и забылось, всё потерялось, потеряло вес. Это было прекраснейшее чувство тотальной лёгкости, но с налётом некоторой душевной боли, похожей на ту же ностальгию, только чуть острее. Это и немудрено, ведь всё же не вот уж резинка там внутри лопнула, эта резинка была составной частью сердца…

Всё с меня облетело, и я словно бы очистился, словно бы снова обратился в tabula rasa, разве что с небольшим, нанесённым невидимыми чернилами орнаментом.

Замечание. Это я сейчас, через довольно ощутимое время могу так точно и ясно всё это описывать. Конечно, тогда это всё, хоть и ощутилось, но уж точно было понято и прочувствовано не до конца. Но это не так уж и важно. Совершенно не обязательно до конца понимать свои ощущения, чтобы они имели своё действие.

Добраться до места встречи было несложно, я жил не так уж и далеко от него. Более того, это место встречи было обычным, мы собирались там всегда, ничего, собственно, не изменилось. Только ощущения внутри были совсем иные. Что-то было отлично от привычного положения вещей, что-то выдавало грядущее. Конечно, я этого не понимал, только чувствовал, что не по себе.

День тот был сер точно так же, как и обычно бывают серы дни в марте-месяце. У меня есть целая система того, как ощущаются месяцы. Не знаю только, почему я назвал это системой, может и не напрасно, но всё же это просто общее, но довольно глубокое представление о том, как воспринимается, как проживается каждый месяц. И вот про март в этом контексте можно сказать так: этот месяц вызывает такое же ощущение, как словно бы ты переехал в другой город и первый раз после собственно переезда и разбора вещей выходишь на улицу. Вроде бы всё как обычно, ничего не изменилось с тех пор, как вчера ты пёр пианино на свой новый чёртов восьмой этаж да как расплачивался с водителем грузовика тремя бутылками водки, ибо далеко же ехал всё же, жопиться-то уж как-то стыдно. Вроде всё так, но ты совершенно не знаешь, что тебе делать, куда идти. Ещё не привык, не узнал, где находятся магазины, куда нужно отнести документы о переезде, как тут прописаться заново и все прочие такие разные, такие сложные и зачастую неприятные вещи. Или даже так – а куда тут можно погулять-то сходить? Ну то есть так, чтобы было приятно, по-своему, как нравится? Ты на своём месте, но полностью потерялся. Это время распутицы. Время сомнений. Но при этом – это не время выбора. Это очень важно. Здесь нет никакого выбора. В марте задачи не решаются. Всё остаётся как есть. Всё разве что экзистенциально лучше ощущается, узнаётся, но и всё на этом. Всё продолжается.