– Вроде того. И да, и нет, – ответил я уклончиво. Я понятия не имел, кто такие мичмаки и почему они лучше горбунчей, потому стоило вести себя осторожно, – Что это вы такие… неумытые? – переменил я тему беседы, – Река же вот она, рядом.

Толпа заволновалась. По рядам прокатился удивлёный гул.

– Тратить воду на мытьё нельзя, – наконец ответил мне тот в ботинках со шнуровкой, стоявший впереди остальных.

– Почему?

– Дорого стоит. У нас неразлитой воды совсем мало осталось. Последняя река.

– Что вы такое говорите? А куда вы девали Миссури с Миссисипи?

– Давно загнали в бутылки.

– Чёрт побери! И Амазонку вы туда же засунули?

– Не слыхал про такую, – ответил тип в ботинках. – Как вы сказали?

– Амазонка. Она где-то на юге. Не помню точно где. Не то в Техасе, не то в Калифорнии.

– Не имею понятия где это. Но вся пресная вода давным давно разлита.

– Выходит без купанья живёте?

– Как это?

– Ну не плюхаетесь в воду, чтобы смыть грязь или просто поплавать.

Глаза оборванцев округлились. Старший (в ботинках) так взволновался, что даже отступил назад.

– Влезть в воду всем телом? – спросил он в ужасе, – Нет! Это запрещено законом. У нас мало воды, её надо беречь. У рехляндцев воды больше. Говорят, что они раз в месяц умываются. А в городах вообще воды не осталось.

– А какой ближайший город? – немедленно спросил я.

Собеседник удивлённо посмотрел на меня, но ответил: – Нью Рим.

– Нью Рим? Надо же. Далеко отсюда?

– Три – четыре дня ходу. Это если пешком. Но через лес идти опасно, там полно нечисти вроде горбунчей.

– А кто это – горбунчи? – спросил я осторожно.

– Враги, – последовал лаконичный ответ.

«Мичмак идёт!» – негромко произнёс невысокий паренёк, тот самый, который доказывал Волку, что я не горбунч.

Оборванцы поспешно расступились и я впервые в жизни увидел мичмака.

Шестифутовая гора мышц упрятанная в камуфляжную форму. Свободные штаны с толстыми кожаными наколенниками да майка с короткими рукавами и надписью ОММ. На ногах ботинки из мягкой кожи. Волосы стриженые, высокий лоб, уверенный взгляд и неторопливые движения человека привыкшего командовать. На вид лет ему было за сорок. На поясе висел широкий нож в кожаных ножнах, а на бедре левой ноги кобура с пистолетом. В общем, передо мной стоял старый солдат.

Вояка подошёл вплотную, уставился на меня и неожиданно вежливо, что представляло довольно странный контраст с его видом, сказал:

«Добрая ночь, молодой человек! Добро пожаловать в ОММ!».

Уловив мой вопросительный взгляд, воин пояснил, – «ОММ означает – Объединённые Миры Мичмакии. Меня зовут Вринч. Я двухзвёздный центурион и в настоящее время исполняю обязанности префекта местного поста».

Я немного удивился, странному началу приветствия, но так как это не было единственным, что вызывало вопросы, то я поднялся с земли, кивнул и тоже представился:

– Я Хью. Хью Бредни, сэр. Буду признателен, мистер Вринч, если вы объясните, где я нахожусь и как мне добраться до границы с США.

– До границы с США? Хм. Что ж извольте, только пройдём на пост, там я без промедлений удовлетворю ваше любопытство. Сейчас ночь и я не могу покидать пост надолго. Не ровен час под покровом тьмы нагрянут горбунчи.

– Какой тьмы?! – не выдержал я. —Какой Нью Рим?! Какая ночь?! Сейчас день и солнце светит вовсю!

Мои давешние друзья голодранцы засвистели от изумления и зашептались. Мичмак недовольно посмотрел на них и одного этого оказалось достаточно, чтобы мгновенно воцарилась тишина.

Вринч сказал:

– Ты заблуждаешься, приятель. Сейчас ночь и на небе луна. А солнце в данный момент находится ниже линии горизонта. И это неоспоримо доказывает мою правоту. Вот, если бы было светло, а солнце находилось выше линии горизонта, вот тогда был бы день. Впрочем, ты устал, и от этого не в себе. Не то бы я тебе живо переломал… я хотел сказать: я бы вам живо доказал, что сейчас ночь, а не день. Но в любом случае у нас демократия и если кому нравится шататься по ночам вместо того, чтобы спать, (Вринч, косо глянул на толпу), – то он вполне может этим заниматься сколько угодно. А теперь заткни пасть, чёртова скотина, и дуй за мной, потому, что демократия здесь имеет пределы моего терпения.