– Чем они заняты? – спросил Гюнтер по-английски.

– Они считывают и записывают показания мёртвых свидетелей в рамках расследования уголовных дел, – ответил Троекуров, – хотите попробовать? Мы приготовили для Вас несколько таких свидетелей, которые будут Вам лично интересны. Они из лагеря смерти «Треблинка» в Польше.

Гюнтер сел за монитор и надел на голову шлем. Он видел, как Троекуров снял с полки и поместил в томограф маленький детский череп и нажал на кнопку «Пуск».

Гюнтер ощутил себя маленькой девочкой, на руках у мамы в вагоне, прибывающем на станцию. Мама разговаривала с ней по-французски. За окном появилось здание станции, заборы из колючей проволоки. В оцеплении стояли солдаты в чёрной форме и с оружием. Двери вагона открылись и зазвучали громкие команды на немецком. Люди в хороших костюмах выходили из поезда с чемоданами и сумками, вставали на перроне толпой. Солдаты отделяли мужчин от женщин с детьми и отправляли их в разные входы в здание вокзала. Люди еще не успели зайти в здание, как обслуга уже начала вскрывать оставленные чемоданы и сортировать вещи.

С каждым шагом тревога в душе нарастала. Мама со страхом оглядывалась по сторонам и сильнее прижимала к себе маленькое беззащитное тельце дочери. Резкие крики охранников били по натянутым нервам мамы, отчего она вздрагивала.

– Сдать документы!

– Всем раздеться для санобработки!

– Сдать кольца и серьги!

Какие-то люди быстро состригали волосы с женщин и сбрасывали их в мешки. Женщины без волос вставали позади уже остриженных. Дальше они шли между двумя рядами колючей проволоки. Солдаты на вышках изредка бросали равнодушные взгляды на толпу обнаженных людей. За колючей проволокой стоял офицер в черной форме, а у ног его сидела большая собака. Из открытой пасти собаки свисал язык, с кончика которого капала слюна.

– Господин Штангль, – офицер повернулся на голос, – Вас просят к телефону.

– Данке, Рудольф, – сказал офицер и прошел мимо девочки. Собака с явной неохотой пошла за ним.

Постепенно все вошли в небольшую комнату, под потолком которой были проложены трубы с раструбами, как в душе. В комнате стало очень тесно. Охранники загоняли отстающих ударами сапог и дубинок. Девочка увидела кровь на лицах людей и заплакала. Мама прижала её к себе, закрывая ей глаза.

– Ну шо, жиди! Моліться своїм жидовскому богу! Ви його скоро побачите! – здоровый охранник засмеялся и закрыл дверь.

– Los, Ivan! – из-за запертой двери донеслась команда на немецком.

Из труб под потолком в помещение пошел густой пар, постепенно выгоняя остатки воздуха. Люди страшно кричали и пытались вырваться из газовой камеры. Становилось все тяжелее дышать. Лёгкие пытались наполниться, но водяной пар не годился для дыхания. Постепенно крики стихли. Люди умирали стоя – в тесноте некуда было даже упасть.

Двери открылись, и мертвые тела стали выпадать из газовой камеры. От удара девочка пришла в себя и тихонько заплакала. Мама лежала рядом с открытыми глазами и молчала. Украинский вахман услышал плач и наклонился над девочкой, другой вытаскивал тело за телом, торопливо рвал щипцами зубы с золотыми коронками и сваливал тела в вагонетку:

– Дивись Микола, ця жидівська курва ще жива!

– Дай її мені, Петро! Дивись, як я її доб'ю!

Второй вахман подошел, вытаскивая штык из ножен.

Сердечко девочки забилось от страха. Она повернулась к матери, в последний раз ища у неё защиты.

Штык пробил её тельце насквозь и глубоко вошел в тело матери. Мыкола отошёл на шаг, любуясь своей работой.

– Як кажуть москалі – гарний натюрморт вийшов.

– Всіх би їх так і жидів і москалів – всіх відразу, – ответил его напарник Петро…