– Какие вещи?

–Злоупотребления религиозно-светской мафии, разгул тайных обществ, влияющих на внутреннюю и внешнюю политику, и последствия внедрения антихристианского верообразующего закона в государственную и общественную жизнь. Тут приходится выбирать: или академики до этого не могут додуматься, или считают это несущественным, или со времён распятия Христа «ещё не всё спокойно в мире», чтобы вслух об этом сказать. Ты же понимаешь, что чехарда с религией, атеизмом и общественно-экономическими формациями под носом миллионов людей не случайна, и сама по себе указывает на злой умысел либо тупость элит. Или мы должны верить, что академик с шестью «верхними» дипломами не способен уразуметь, что все социальные катаклизмы крутятся вокруг парочки дебильных «одноразовых», исключающих друг друга законов и парадигм? На кой хрен нам такие светочи, которые не могут озвучить причину, почему вкусно ест и сладко пьёт лишь так называемая элита?

– Да уж, всё сводится к учению об одноразовой телесной жизни души и учению о бездушном теле.

– У антитез вечной преисподней и первичности материи общий диагноз – «крупно заврались». У нас это не понято до сих пор. После 17-го, – потому что учение материалистов о бездушном теле было непререкаемым под угрозой скорой расправы, а после 91-го, – потому что было некогда, так как верхушка занималась разбазариванием страны и отрицанием «доминирующих идеологем». Доминировало воровство, реинкарнации никто не боялся, поскольку Церковь вновь приступила к проповедям об одноразовой земной жизни души. Закон реинкарнации объяснял, почему и зачем народам даются одноразовые правящие ублюдки, а церковный закон делал из них «власть от Бога» и скрывал истоки зла, – взять, к примеру, тех же немытых-нечёсаных средневековых королей. Хитрож…м толоконным лбам было плевать, сколько веков прошло от распятия Христа – 15 или 19, потому что беспрекословное поведение Божьего раба определялось не кармой цикла рождений и смертей, а политикой клерикалов, указаниями попа. При этом те, кого они дурачили большую часть христовой эпохи, считались воцерковлёнными, братьями во Христе. Нюансы слишком тонки, чтобы ущучить эту хрень.

– Меня тоже это удивляет. Простой народ считал королей чудотворцами и чуть ли не святыми.

– Преклонение перед барином, раболепие, холуйщина пережили века, и всё потому, что закон реинкарнации был подменён на церковное фуфло. О том, насколько это фуфло осточертело, можно судить по его насильственной замене на «учение для даунов» – материализм. За это Ленина называют гением и сегодня.

– Ты хочешь дослушать историю в спальне?

– Конечно, Хельга. Извини, что перебил.

– На этой кровати спал герцог Корнелиус фон Роттердорф, старейший родоначальник линии Серебряного Льва.

Да, это он, безымянный персонаж из моего гипнотического транса, – машинально отметил я.

– Когда было совершено убийство?

– 18 июня 1536 года.

Через два дня после смерти Густава и Флоры, – подумал я про себя.

– Откуда такая «немецкая» точность?

– Я нашла донесение начальника охраны замка Венцеля Шрага, которого подняли по тревоге, и кое-какие документы. Поздним вечером Фогель выследил Коддля, и когда тот проник в спальню, зашёл следом и вонзил кинжал в сердце, даже не пытаясь бежать. Герцог проснулся, когда всё было кончено. Шраг предполагал, что целью проникновения Коддля в спальню могло быть не убийство герцога, а кража документов из его кабинета. Когда Фогеля уводили, он обернулся на труп и прокричал: «Это тебе за Густава и Флору, мерзавец»!

– Что с ним было потом?

Мы с Флорой, наши тела, в это время ещё лежали на дне реки Эльзенбах, – мрачно подумал я. – А спустя века я нацарапал стишок о разговоре двух утонувших влюблённых, и в этот «бред» не поверят никогда, потому что хитрые прохиндеи в рясах столкнули историю в кювет незаметно для всех.