Младшие братья получили земли, в гораздо меньшей степени подвергшиеся государственному освоению. В удел Вячеславу была выделена Смоленская земля (в пределах расселения смоленских кривичей), граничившая на западе с Полоцком, на севере и северо-востоке – с Новгородской землей, на юге и юго-востоке – с Черниговским княжеством[30]. Севший во Владимире-Волынском Игорь контролировал широкую полосу Восточного Прикарпатья, включая Червенские города, сравнительно недавно возвращенные Руси Польшей[31].

Печать смоленского князя Вячеслава Ярославича

Главенствующее положение трех старших братьев в княжьем роду было закреплено также на церковно-политическим уровне, так как на территории их уделов находились все наличные епископские кафедры Киевской митрополии (Белгородская, Юрьевская[32], Черниговская, Переяславская, Новгородская) и Тмутороканская архиепископия[33]. Волости Игоря и Вячеслава, не имевшие собственных церковных центров[34], числились в составе двух епископий: Смоленская земля входила в Черниговскую епархию, Владимиро-Волынская – вероятно, в Белгородскую[35].

Природа, со своей стороны, словно позаботилась о том, чтобы укрепить политическое господство старших Ярославичей, так сказать, естественным путем. Младшие участники семейного раздела скончались один за другим в течение нескольких ближайших лет после распределения столов: Вячеслав – в 1058 г., Игорь – в 1060-м. Их волостями старшие братья распорядились по своему усмотрению. Смоленск Ярославичи «разделиша себе на три части»[36] (показание Тверской и Львовской летописей); Владимир-Волынский был передан в держание племяннику-изгою Ростиславу Владимировичу[37].

В 1059 г. братья-соправители были уже настолько уверены в незыблемости своей власти, что не побоялись проявить толику великодушия по отношению к опальному дяде Судиславу. «Высадив» несчастного старика из псковского «поруба»[38], где он томился почти четверть века, они на всякий случай «заводиша» его «кресту», после чего постригли в монахи. Впоследствии такой способ удаления неугодных людей прочно вошел в политический обиход Древней Руси. Судислав протянул в чернецах четыре года и после смерти был погребен в киевской церкви Святого Георгия.

Итак, десятилетие, истекшее после смерти Ярослава, подарило стране ничем не нарушаемый внутренний мир. Но на степных рубежах Русской земли вновь становилось неспокойно.

Печенеги, откочевавшие в 30 – 40-х гг. XI в. в Нижнее Подунавье, освободили степное пространство Северного Приазовья и Причерноморья для своих восточных соседей – огузов. На страницах наших летописей они остались под именем торков. Это была северная ветвь большого союза тюркских племен, сложившегося в IX–X вв. на территории Средней Азии, между северо-восточным побережьем Каспийского моря и Восточным Туркестаном[39]. Тесня отступавших печенегов и в то же время теснимые сами наседавшими с тыла половцами (кыпчаками/куманами), торки в середине XI в. массами хлынули из-за Дона на днепровское левобережье. Зимой 1034/35 г. они попробовали на прочность границы Переяславского княжества, но получили достойный отпор: «Иде Всеволод на торкы зимой… и победи торкы». Следом явились те, кто толкал торков в спину, – передовая половецкая орда во главе с ханом Блушем