Брак не был физическим союзом, но духовной связью. Поэтому и жена, в свою очередь, должна любить своего супруга больше, чем себя, и во всем быть преданной и послушной ему. Интересно, что самые благородные женские характеры, которые появляются в древней Греции, были созданы в школе Пифагора; то же самое можно сказать и относительно мужчин. Античные писатели все согласны между собой в том, что дисциплина этих школ производила высокие образцы не только чистейших чувств и целомудрия, но и благородную простоту манер, деликатность и вкус к серьезным занятиям, равных которым мир не знал. Это признается и некоторыми христианскими писателями (см. Justin ХХ, 4). Идея справедливости направляла все поступки членов пифагорейских школ, а в своих взаимных отношениях они соблюдали величайшую терпимость и сострадание.

Ибо справедливость есть основа всех добродетелей, как учит Полус (ар. Stob. VIII Serm. ed. Show, р. 232); справедливость поддерживает мир и равновесие в душе, она мать всякого доброго порядка в общинах, она творит согласие между мужем и женой, вызывает любовь между господином и слугой.

Слово было для пифагорейца обязательством. И он должен был жить всегда так, чтобы быть готовым во всякое время умереть (Hippolytus, Philos. VI, стр. 263–267).

Отношение к добродетелям в школах неоплатоников указывает на ясное различие, которое там делалось между нравственностью и духовным развитием, или, как выражался Плотин: «Цель не в том, чтобы быть без греха, а чтобы быть богоподобным»[74]. На первой ступени дисциплины достигалось уничтожение грехов путем развития «политических добродетелей», которые делали человека совершенным в его поведении (добродетели физические и этические приобретались ранее), благодаря тому их разум направлял и украшал неразумную природу. Следующей ступенью было достижение «катарсических добродетелей», которые являются принадлежностью чистого разума и освобождают Душу от оков рождения; «теоретические добродетели» приводят Душу в соприкосновение с высшими натурами, а «парадигматические добродетели» дают ей знание истинного Бытия:

Отсюда следует, что тот, кто поступает сообразно «практическим» добродетелям, есть достойный человек, тот же, кто действует согласно с «катарсическими» добродетелями, есть демонический человек или добрый демон[75]. Тот же, кто действует сообразно одним лишь теоретическим добродетелям, достигает ступени божественности, а тот, который действует сообразно «парадигматическим» добродетелям, называется Отец Богов[76].

Посредством приемов различного рода учеников научали выходить из тела и подниматься в высшие миры; как травы извлекаются из своих влагалищ, так и внутренний человек должен уметь извлекать себя из своей телесной оболочки. Тело Света или Блистающее Тело, индусов[77] то же, что Светообразное Тело (luciform) неоплатоников, и в нем человек поднимается, чтобы найти свое высшее «Я»,

…которое не может быть воспринято ни глазом, ни словом, ни другими чувствами, ни аскетизмом, ни религиозными обрядами; лишь ясной мудростью, одной чистейшей сущностью возможно зреть в медитации Неразделимое Единое. Это высшее «Я» может быть познано разумом, в котором усыплена пятеричная жизнь (чувств). Разум всех существ проникнут этими жизнями, но (в разуме) очищенном проявляется высшее «Я»[78].

Лишь в таком состоянии может человек вступить в область, где кончается разделение, где «сферы кончаются». Во введении Дж. Мида к «Плотину» Тайлора он цитирует из Плотина описание сферы, которая несомненно соответствует турии[79] индусов:

Они также видят во всех вещах не то, что подвержено рождению, но то, в чем является самая их суть. И они усматривают себя самих в других. Ибо там все вещи прозрачны, и нет ничего там темного и непроницаемого, но все там видимо каждому внутренно и насквозь. Ибо свет встречается всюду со светом, так как каждая вещь заключает в себе все остальное и так же видит все остальное в каждой другой вещи. Таким образом все вещи существуют всюду, и все заключается во всем. Каждая вещь подобным же образом являет собою все. И сияние там беспредельно. Ибо все там велико, так как и то, что мало, все же велико. Солнце, которое там являет собою все звезды, и каждая звезда есть в то же время и Солнце, и все звезды. Тем не менее в каждой преобладает какая-либо иная особенность, и в то же время все вещи видимы в каждой. Движение там так же чисто, ибо (гармония) движения не нарушается двигателем, отличным от него (р. LXXIII).