– Интересно, Суворов, а ты был, вообще, когда-нибудь нормальным человеком?

Вопрос риторический, и оба об этом знали.

Глава 2

Женя боялась. Раньше – никогда и ничего. А теперь ей было страшно.

И еще – было больно. Всему телу сразу. Кости ломало от температуры, мышцы тянуло, невозможно было шевельнуться, не застонав. В груди что-то булькало, хрипело и клокотало при каждом вздохе. А выдыхать без хрипа и надсадного кашля и вовсе не получалось. Отпускало ненадолго, лишь когда эта строгая женщина – Светлана – давала таблетки и какое-то кислое питье.

Но не боль сейчас ее страшила. А этот мужчина. Такой красивый, ухоженный, потрясающе пахнущий… И такой недобрый. Зла и жестокости она и раньше насмотрелась, это было не внове. Но она так боялась его расстроить, разочаровать и оказаться снова на помойке. А как еще было назвать места, по которым она слонялась последние две недели? Ведь уже порывалась, несколько раз, вернуться обратно, в интернат, и пусть будет, что будет. Но каждый раз, уже делая первый шаг в сторону постылой тюрьмы, останавливалась. Лучше сдохнуть, чем снова терпеть все это!

А потом – Он. В красивой, большой и теплой машине. Накормил. Привез домой. Не наказал за то, что так нагло уснула..

Женя молиться не умела никогда – ни к чему было, да и не верила она , что слова, обращенные к какому-то там Богу, могут реально помочь. Дела, поступки – да. Разговоры и перепалки с живыми людьми – тоже могут. Но не набор заученных и непонятных фраз. А теперь ей хотелось молиться на этого человека. За то, что одним разом дал ей тепло, еду и удобную кровать.

И потому ей было теперь так страшно: человек был зол и не в настроении. И причина в ней – в Жене. Даже имя оказалось неподходящим… И он мог выставить ее за дверь, не раздумывая. Ведь не скрыл, что разочарован.

А ведь ей очень хотелось его порадовать. Думала, что сумеет. Будет вежливой, покажет, что не дурочка. Фразы придумывала всякие, хорошие… Пока не валялась в беспамятстве после уколов.

И – пропустила момент. Растерялась, испугалась, забыла все слова, что готовила, увидев мужчину на пороге. А потом поймала его взгляд – небрежный, презрительный, обжигающий холодом – и разозлилась. Как будто она виновата, что уродилась такой страшилкой?! Ее и так бесконечно дразнили все девчонки и пацаны в интернате, ровесники и постарше. Тюкали за каждую малость: худоба нездоровая, отсутствие груди, которая давно уже выросла у всех девчонок, а у Жени и не намечалась даже, за крупный рот, за глаза… Да что там – интернат? Если и отец ее бесконечно гнобил за непохожесть на всех, и за похожесть… Мама не ругалась, просто помалкивала грустно…

Но ведь этот человек – Игорь Дмитриевич, ей сказали – он был не такой, как все? Он же мог рассмотреть под внешностью – ее, саму Женю? Она ведь раньше, давно, читала в книжках, что главное – не внешний вид, а внутренности! Почему он так же, как все другие, на нее посмотрел? Так, что захотелось забиться в щель? У нее все заныло от обиды и возмущения.

А потом он заговорил. И обида прошла. А страх остался. И становился все сильнее.

Нет, ее не испугал ни голос мужчины, ни его суровый взгляд, ни слова – жесткие, жалящие. Страшно было, что вот сейчас он скажет ей встать и уматывать из его дома. Да побыстрее, сверкая пятками!

А Жене еще и наглости хватило… Ляпнула и сразу пожалела: предложила сама уйти! Ну, не дура ли?! Конечно, дура. Надо было в ноги падать и умолять о прощении!

Только вот, что-то подсказало: за такие мольбы ее выставят еще быстрее. Хватило ума не делать лишнего. А гордости ей и так хватало. Всегда. За что бывала нещадно бита, и своими, и чужими, и мимо пробегавшими. А еще она чуть не умерла от этой гордости дурацкой. От голода и от холода. Не смогла попрошайничать. И воровать не научилась. Перебивалась тем, что добрые дядьки- дальнобойщики давали, когда видели ее на стоянке рядом с АЗС. И на заправку эту Женя в жизни бы не пошла! Но горло и внутренности начало драть от кашля с такой силой, что гордость подохла и замолчала. А иначе, издохла бы и сама Женя…