На его широкой ладони лежало что-то коричневое. Альбина боязливо взяла.

– Корица это. Бери. Только не приходи больше ко мне.

– Почему?

Артур, на минуту резко остановившись, выдохнул так, словно переполненный дымом шар резко проткнули с разных сторон.

Тяжелые шаги возобновились.

– Почему? – Альбина не унималась.

– Я тебя пальцем не тронул, чтоб ты знала. Дорогу к дому моему забудь. А то до греха доведешь, капканов понаставлю.

– Я думала, до другого греха. – Альбина сдавленно хихикнула. – А ты – капканы. Эх. Мне очень надо к тебе. Ты меня оживил. Ко мне истории стали возвращаться, понимаешь? Мои сказки. Их не было год. Я не знала, как жить дальше без них, поэтому сюда и приехала. Чтоб сбежать. От всех, от себя. А не сбегается ведь. Так тут еще и тоска свинцовая. А выхода не было, никак. А тут – ты… Я уже думала мне ничего не поможет. Вся эта ровная серость везде, во всем, внутри. Пусто давно внутри. А тебя почувствовала. Что надо к тебе.

– Слышь, хватит. Уймись. Пришли мы. Тебе прямо, дойдешь сама. В один конец, навсегда.

– Можно приду завтра, или послезавтра?

– Нет сказал. Довольно. А то и себя и меня погубишь. Другие бабы ко мне за другим приходят. И им хорошо, и мне. А с тебя какой толк?

– Ну, попробуй со мной, как с ними.

Артур, перестав блуждать взглядом по темным деревьям, вдруг отошел на три шага назад, и откинув мешок в сторону, застыл. Потусторонний бездонный взгляд, словно из ледяной проруби, начал неспешный ход от кончиков её сапог, выше, к коленям, к бедрам, к груди, о существовании которой в этом бесформенном пальто никак нельзя было догадаться, к губам, задержавшись чуть дольше, выше, финишируя на каштановых волосах, в свете луны отливающих серым. Альбина отчаянно жалела, что в эти минуты на ней нет золотистых туфель на двенадцати сантиметровых шпильках и её любимого бежевого платья для выхода в театр, с глубоким декольте и всасывающим её фигуру так, словно это вторая кожа. Колготки в катышек и балахон явно не могли быть убедительны.

Взгляд степного волка дал очевидно понять, что эта добыча, как минимум, пресна, а как максимум – не даёт ему никакой игры, приходя в руки сама.

– Пожалуй, нет. – Скорее себе, чем ей, чуть слышно произнес он.

– Ну просто, можно я приду? Посижу рядом, поговорим. Мне в этой дыре и поговорить не с кем. Скука с ума сводит. После уроков хоть на стену лезь.

– Вот и лезь. А лучше уезжай обратно. Дочка там у тебя, слышал вроде. Вот и едь к ней. Вот и смысл тебе.

– Мой смысл – это мои истории. Не только она. А историй больше нет. А с тобой – есть. Без этого – не знаю, что делать. Ничего не могу делать.

Артур, направившись к сараю с мешком, дал понять, что разговор заканчивается.

– Твои действия – это следы, по которым тебя могут найти другие люди. Давай поводы тебя находить. Но не здесь.

– Меня по следам не найдут, Артур, снег сейчас тонкой коркой, не отпечатывается.

– Я не об этих следах. Дура, ей богу. Делом займись.

Тяжелая дверь в дом с грохотом захлопнулась.

– Я завтра приду! – Стены остались безучастны.

Заухал филин. Черные тени пронеслись мимо. Летучие мыши вступали в свои права. Дорога обратно, вопреки ожиданиям, страшной не оказалась. Начатая было история продолжила докручиваться сама собой. Дома, первый раз за этот месяц, ей показалось довольно уютно. И не так холодно. Даже полумрак ночи не был больше царством привидений и домовых, как все предыдущие недели. Часы на стене вдруг затикали умиротворяюще и по-дружески. Стеганое покрывало в цветочки и квадраты стало добрым, домашним и позвало закутаться в него, вздремнуть.