Глубоко вздохнув, я подошла к раковине и умылась холодной водой. Посмотрев на себя в зеркало, стерла жалкое, побитое выражение с лица. Пора прийти в себя.

В этот момент дверь в уборную открылась.

Служанка со стопкой полотенец уже шагнула внутрь, когда вдруг увидела меня. Ее бесцветные брови взлетели вверх, рот приоткрылся.

– Госпожа… я…

Зайди она чуть раньше, она застала бы меня в слезах. Но теперь я смотрела на нее с холодным недоумением, гордо расправив плечи.

Служанка обернулась к двери и растерянно забормотала:

– Простите, я думала… Нирронный замок… Думала, тут никого…

Во рту у меня мгновенно пересохло. Одно время нирронные замки были очень популярны, но у нас в доме их по понятной причине не ставили. Такие замки часто устанавливали на дверях в уборные, спальни и другие помещения. Человек, заходя внутрь, брался за ручку и пробуждал ниррон. Если следом хотел зайти кто-то другой, то пробужденный камень вызывал в ладони легкое покалывание, давая понять, что здесь занято. Покидая помещение, ниррон усыпляли до следующего раза.

Конечно же, я не могла пробудить ниррон. Я была в таком состоянии, что вообще не обратила на ручку внимания. И почему нельзя было обойтись обычным замком?

Мне вспомнилось дядино предупреждение: «Помни о том, кто ты. Особенно в этом доме». Как никогда остро я осознала, что мне грозит разоблачение в доме Утешителя Йенара – судя по всему, последнего человека, кому дядя хотел бы открыть мою тайну.

Я взглянула на сконфуженную служанку и решительно шагнула к ней, стараясь говорить приветливо, но твердо:

– Я понимаю, у вас много работы. Вы ошиблись, так бывает. Обещаю, что никому ничего не скажу.

Служанка подняла на меня бледно-серые глаза, в которых растерянность уступила место страху. Разумеется, теперь она скорее поверит в собственную ошибку, чем тому, что госпожа ей лжет. Она положила полотенца на этажерку у двери, глубоко поклонилась и пролепетала:

– Простите, госпожа. Надеюсь на ваше снисхождение.

Еще раз поклонившись, служанка быстро вышла, и с лестницы донеслись ее торопливые шаги.

Я глубоко выдохнула. Теперь бедная женщина будет переживать и винить во всем себя – и всё из-за моей невнимательности. Взявшись за ручку двери, я заметила, что меня трясет. Надеюсь, дядя уже закончил. Пора уходить из этого дома.

Покинув уборную, я собиралась вернуться в библиотеку, когда дверь справа, напротив лестницы, со щелчком приоткрылась.

Я напряглась, ожидая, что оттуда кто-то выйдет. Но никто так и не появился. Подойдя ближе, я почувствовала сквозняк. Видимо, в комнате было открыто окно, поэтому дверь и распахнулась.

Я хотела пройти мимо, но сквозь дверную щель заметила вдруг на стене карту – огромную, во всю стену – и застыла. Карты никогда не давали мне покоя. Я могла часами разглядывать их в дядиной библиотеке, рассматривать в учебниках, изучать в Музее. Но раньше мне не встречалось ничего подобного.

Движимая чистым любопытством, совершенно позабыв о приличиях и всем прочем, я шагнула в комнату. Одно из окон действительно было открыто, но мои глаза видели только карту. Она была невероятно детально прорисована. Даже в Музее Зеннона не нашлось такой.

Я замерла, завороженная тем, как художник изобразил Серру. Я словно парила, как птица, над ее голубыми реками и озерами, зелеными лесами и холмами, беловатыми Серебристыми горами, темно-зелеными низинами, цветными узорами городов, темно-синими морями Сестер, серо-зеленым поясом островов и за ним – черными волнами Штормовых морей.

– Что ты здесь делаешь?

Я вскрикнула и прижала руку к груди. В дверном проеме, нахмурившись, стоял Кинн.