Этим доносом староста приговорил соседей-чужаков к жизни, да именно к долгой жизни рабами в мастерских хана Маметкула. Вовремя десятник сообразил, что пара мастеров, подаренных царевичу, станут лучшей ступенькой наверх, на место сотника. Царевич по достоинству оценит талант и преданность Килима, сумевшего отыскать в навозе жемчужное зерно. Если Килим принесёт Маметкулу трофеи, подобные ножу, отобранному у старосты, место сотника будет заслуженной наградой. Ай, хорошо получилось, как в притче, рассказанной бродячим дервишем, про петуха, нашедшего в навозной куче жемчужину. Надо запомнить сравнение и упомянуть при удобном случае, когда рядом с ханом никого не будет. Пусть видит, что Килим не тупой деревенский выскочка, а преданный и сметливый человек. Только не умный, упаси аллах, назвать себя умным или дать повод для этого другим.

Десятник аж вздрогнул, испугавшись такого будущего, если его прилюдно посчитают умным. Как коротка станет его жизнь, упаси аллах. Но тут его внимание отвлекли неуклюжие постройки на берегу, полусотня добралась до селения чужаков. Десять всадников неспешно выбирались на высокий берег Ярвы, на чистую площадку перед острожком. За ними торопливо поднимались по склону три десятка пеших воинов с копьями. Им уже пришлось грабить два селения русских, где каждому удалось разжиться кое-какой мелочью. Никто не хотел остаться без добычи, все выбрались на небольшую поляну на берегу Ярвы, рассматривая кособокие строения. Стены из вековых лиственниц смотрелись внушительно, однако опытный десятник заметил сразу, что его люди перемахнут защиту острога без всяких лестниц.

– Керим, проверь, что позади острога, – указал камчой Килим своему старому товарищу по десятку. Судя по неуклюжей и горбатой стене, не такие и мастера эти русские. Топор в руках точно держать не умеют. Но раз уж добрались сюда, придётся их брать, там разберёмся, какие они мастера, огорчился десятник.

– Там нет никого, брёвна разбросаны, – быстро доложил вернувшийся Керим.

– Поставь пару лучников, чтобы не сбежали, – Килим подъехал к запертым воротам острожка и постучал рукояткой камчи в тёсаные плахи створок. – Открывай, урус, разговор есть.

«Однако, – мелькнуло в голове десятника, когда он рассмотрел ворота ближе. – Петли железные, кованые. Мастера, похоже, есть, повезло мне с добычей».

– Чего надо, – без всякого уважения раздался голос уруса, появившегося над бревенчатой стеной. – Ты кто такой наглый?

От возмущения у Килима пересохло в горле. Давно он не слыхал подобного хамства, да ещё в отношении ханского десятника. Он вдохнул воздух и выпустил его без звука, повторяя себе: «Не торопись, гнев плохой советчик. Урус специально тебя дразнит».

– Я десятник царевича Маметкула, правой руки самого хана Кучума, – по-русски Килим говорил довольно уверенно, его кормилица была русской рабой. – По какому праву ты, урус, выстроил свою деревню? Это земли великого хана, и ты должен получить его разрешение для поселения здесь! Быстро открывай ворота и вставай на колени, моли о пощаде! Иначе лишишься жизни за самовольный захват ханских земель.

– Я тебе, ханская морда, не урус! – расхохотался человек на стене, без всякого испуга выслушавший речь Килима. – Мы не русские, мы подданные великого восточного царства Магадана. Царь Магадана может всё ваше вшивое ханство за полгода отполировать, но нищие подданные ему не нужны. Живите себе в вонючих чумах и юртах, жрите свою конину и радуйтесь, что мы вас не трогаем. А земли здесь наши, магаданские, ибо, куда ступила нога магаданца, там его земля навеки. И никаких разрешений нам не требуется. Пошёл прочь, попрошайка.