А новогодний бал девелоперов? Прямо язык чешется произнести «девелопёров».

Когда я плачу (ударение в этом слове вариативно) за уборку квартиры столько, сколько плачу, у меня складывается ощущение, что СТОЛЬКО я плачу только потому, что убираются у меня «клинеры клининговой компании». Уборщицы точно стоили бы дешевле. И мерчандайзеры, которые баночки расставляют, – получают больше, чем хирурги, – по той же причине. Может, хирургов надо переименовать в «сёджинов» («surgeon»), и хирурги всей страны заживуууут? Сёджин. Почти джин. В любом случае лучше «хирурга». Особенно того хирурга, которого 50 % россиян пишут через «е». (Для них филологи другие котлы закупили.) А учителей заменить на коучей. «Личный коуч по математике»… Солидно звучит, да? А как вам скулшутинг? Не, никакого отношения к скулу и шуткам слово не имеет. Скулшутинг – это, оказывается, когда придурок приходит в школу расстреливать других. Это теперь вроде как норма, достойная отдельного термина, из серии «полдник», «концерт», «кружок по робототехнике». Ну красиво же: полдник, кружок, скулшутинг.

Психологам надо коронную фразочку подкорректировать на: «У вас траблы? Вы хотите об этом поспикать?» И судьям: «Клянётесь ли вы говорить трушно, только по-трушному и ничего, кроме трушного?»

… Александр Сергеевич Пушкин и Лев Николаевич Толстой знали по пятнадцать языков, однако в их текстах не наблюдается ни «воркшопов», ни «инсайтов». Вряд ли они со своими пятнадцатью языками догадывались, что через каких-то сто пятьдесят лет фраза «какой отличный лук, сегодня как раз пост» не будет иметь никакого отношения к еде. И что, если звучит «Великий пост» – это значит, что кто-то написал что-то, у чего есть миллион сохранений и два миллиона репостов… И что «репост» – это тоже не про церковь.

Маникюр обещал быть ничем не выдающейся процедурой, пока мастер не упрекнула меня в том, что я слишком активно дышу. Я попыталась дышать менее активно. Она сказала, что теперь выходит ещё хуже, потому что, когда я специально так дышу, – моя рука едва заметно двигается, и это мешает ей работать. Затем замечание получила моя голова, которая своими поворотами заставляла какую-то группу мышц двигаться и опять же мешала работать. Я поняла: лучшее, что я могла сделать для мастера в тот момент, – это умереть. Но у меня не получилось.

Когда мастера устроило моё робкое дыхание и обездвиженное тело, она сказала:

– Вчера купила потрясающую курицу за семьсот двадцать два рубля. Восхитительная курица. Просто курица мечты.

Она ещё столько разных высоких эпитетов употребила к курице, что я быстро догадалась, что конкретно я – не курица. Потому что я пера той курицы не стою.

Тут раздался телефонный звонок.

– Салон красоты. Милана. Здравствуйте! Вы уверены, что на 8.30? Вы хотите разделить со мной завтрак?

Вот когда она мне вчера точно так же сказала, я уже тогда должна была что-то заподозрить. Но нет.

Милана выключила телефон и продолжила задавать логичные вопросы:

– У вашего кота есть в рационе курица?

У меня, в общем-то, и кота нет, но зато у меня есть интуиция, и она подсказала мне кивнуть. Результат не заставил себя ждать: Милана похвалила мою кутикулу. Меньше, чем курицу, конечно, но всё равно приятно. То есть хит-парад от лучшего к худшему на тот момент выглядел так: курица в гастрономе, потом кот, потом моя кутикула и потом, собственно, я. Но, судя по следующей реплике, в хит-парад я всё-таки не попала, ибо на кутикуле положительные качества моей личности исчерпались:

– У вас на ногах такие же ужасные загибы на ногтях?