Дорога однополосная, обрамлённая припаркованными машинами ― не объехать. Только плестись следом, проклиная дебила-обезьяну за рулём джипа.

Замечая, что я его заметила (Господи, прости за тавтологию), стекло водительского окна опускается, являя миру святой лик.

Блин. Ладно, была ― не была. Из соображений вежливости, вытаскиваю из уха один из беспроводных наушников.

― Садись, подвезу.

А чего конфетку не предложил? Без конфетки предложение звучит не заманчиво.

― Премного благодарна, но не стоит. Сто метров уж сама как-нибудь осилю.

― Садись, говорю.

А это уже больше похоже на требование.

― Нет.

― Твою мать, хорош ломаться! Нормально ж прошу.

Нормально? Демонстративно затыкаю ухо обратно и отворачиваюсь, боковым зрением видя, как водитель бесится. Правда скорее на серенаду и мат других автомобилистов, чем на меня.

Стекло поднимается обратно и чёрный мерс срывается с места, быстро скрываясь за поворотом к нашему дому.

Я же шаг, наоборот, убавляю. Ещё и петлю лишнюю накатываю вокруг местной школьной территории, вглядываясь в родные окна классов и стадион, на котором, выплёвывая лёгкие, самолично сдавала нормативы по физкультуре.

С пакетом не очень прикольно маневрировать на скейте, но выждать-то надо, чтоб исключить саму вероятность нам снова столкнуться.

Ага, ща-аз. Ждёт. Возле моего подъезда.

Да чтоб тебя!

***

― Я тут для красоты стою, да? ― попытка проскользнуть в подъезд проваливается. Ну а что? Вдруг он лавочкой ошибся и топчется тут вообще не по мою душу.

Но, видимо, всё-таки по мою.

― Для устрашения. Как чучело на поле, знаешь?

― Почему девушки так любят усложнять?

― Это философский или риторический вопрос?

― Наблюдение. Нет смысла играть со мной в прятки, я всего лишь хотел извиниться. Мальца переборщил, признаю. Я с похмелья всегда немного невменько.

― Если у тебя с похмелья такие причуды, то боюсь спросить: какой ты, когда пьяный.

― Не помню. Спроси у очевидцев. Но вроде мирный.

― Газетный киоск ты тоже по мирняку раскурочил?

Какая довольная физиономия.

― Что, загуглила меня? ― делая затяжку и выдыхая облако дыма, ухмыляется Калинин.

― Заяндексила.

― Польщён.

― Не стоит. Данная информация не более чем для расширения кругозора. Как котёнок?

― В отрубе.

― Усыпил?!?

― Окстись, я по-твоему, такой изверг? В ветеринарку возил, его там прививками накачали. Что-то с панкейками связанное.

― Панкейками?

― Типа того. Ща, ― Булат достаёт из кармана сложенный лист. ― Ринотрахеит, кальцивирус и пан...лей...копения. Тьфу, блин, хрен выговоришь. Говорю же, панкейки. И от хламидиозажахнули для полного комплекта, ― закончив читать, бумажка безбожно комкается и убирается обратно в карман потёртых джинс. ― Так что, когда я уезжал, тот валялся на покрывале укуренной пушистой глистой. Сказали, нормальная реакция. Оклемается.

― А глаза?

― Просто гной. Промыли. И накалякали целый список того, что надо теперь делать. Глистов выводить, что-то там ещё. Ещё и накупил кучу всего: корм, игрушки, лежанку, ― кивок на пухлый рюкзак, валяющийся на лавке. ― Капец. Не было заботы.

― Тебе не повредит. Есть куда спустить энергию, а то её больно много.

― Я бы сказал, куда лучше спустить энергию, но тебе не понравится.

― Уверена, что не понравится. Так что оставь при себе.

― Но предложение-то, кстати, ещё в силе, ― вытаскивая стик из айкоса и бросая его в коробку, которая отлично заменяет урну по мнению уважаемого домоуправления, замечает Калинин.

― Какое?

― Свою киску познакомить с твоим пушистым хомячком. Они поладят.

― Каким хомячком? ― то ли я тупица, то ли он специально придаёт каждому слову пошлый подтекст.

― Который у тебя срок мотает в клетке.