Черный был жив и невредим. И Зед – тоже.
Айяса остановилась в волосе от его шеи, прервав свой страшный удар. И теперь, перед глазами всего собравшегося здесь люда, огромный и непобедимый принц Зед униженно стоял перед Черным на коленях, лезвие Айясы упиралось ему в горло (казалось, нажми Черный еще хоть чуть-чуть, и лопнет кожа, под которой так быстро пульсирует жилка), и по щекам сиятельного из-под закрытых век текли слезы унижения и позора, а его знамя медленно и печально опускалось, все ниже и ниже, к истоптанным грязным опилкам, и его полотнище укладывалось к ногам победителя.
Это было блестящее посвящение Дракону!
Говорю это потому, что Дракон выглядел очень довольным; сейчас, в бушующем котле страстей, царивших на арене, я не мог с точностью определить, что так радует его – поражение Зеда ли, или выигрыш Тристана, а может, такой выигрыш Тристана, или то, что Тристан остановился и не стал убивать – а это означало, что он не такой, как Зед… А может, государя радовало все вместе взятое и возможность отомстить Зеду за все его бесчинства.
– Я не вижу крови, – жестоко произнес он, и Черный совершил быстрый, очень быстрый укол клинком – или же он просто провел им по шее врага, я не рассмотрел, настолько это было молниеносно. Зед взвизгнул и повалился на спину, хватаясь за горло; на его шее была кровоточащая пустяковая царапина. Это было последнее испытание Черному, и он выдержал его с честью.
– Браво, – произнес Дракон и хлопнул в ладоши. – Тристан победил.
Трибуны арены взорвались криком. Черный, четким движением вернув Айясу в ножны, прижал руку к сердцу и раскланялся; принц Зед все еще лежал на опилках. Он не мог подняться – так вымотала его схватка, и, думаю, пережитый ужас того мига, когда Дракон потребовал крови. Он тихо рыдал, и его унижение наблюдали все.
Черный, раскланявшись, наконец, всем трибунам, подошел к ложе Дракона и встал на колено, почтительно склонив голову. Я, повизгивая от восторга, вертелся, чуть ли не силой удерживаясь от того, чтобы не спрыгнуть ему на плечи.
– Благородный Тристан, – произнес Дракон, и при первых звуках его голоса трибуны смолкли. – Сегодня ты победил и доказал, что ты – сильнейший. Поэтому ты имеешь священное право на добычу. Посмотри на этого человека и скажи, что ты хотел бы взять у него в знак твоей победы над ним, и ты получишь все.
Зеда к тому времени подняли под руки слуги в синем, и он стоял теперь рядом с торжествующим Черным, поникший, жалкий, сгорбленный, и его руки как-то странно подергивались, словно порывались прикрыть втянутую в плечи голову от издевательских взглядов.
Черный презрительно глянул на Зеда.
– Мне не нужна ни его одежда, – громко крикнул он, – ни его деньги, ни меч, ни замки, ни пояс победителя, которым он тут хвастается.
Все снова ахнули; Тристан не переставал удивлять, хотя, казалось, это было уже невозможно.
– Мне нужно, – так же громко и четко продолжил Черный, – его имя!
Это было нечто; я не могу описать того, что началось на трибунах вместе с этим заявлением, как люди подскочили, и как, изумленный, откинулся на спинку своего ложа Дракон.
– Я хочу быть Зедом, – продолжал Черный, перекрикивая гвалт, обводя торжествующим взглядом беснующиеся трибуны. – Я, Тристан, продам свое имя и буду Зедом! И, обещаю, государь, клянусь, что я сумею обелить это имя и покрыть его доброй славой!
Зед терзал ногтями свое лицо, уже не скрывая своего отчаянья. Дракон, немного отойдя от удивления, в которое его вверг непостижимый Черный, кивнул:
– Хорошо, – произнес он медленно. – Ты получишь имя и историю имени. Ты по праву заслужил их…