Тил, торжествуя, обернулся к девушке.

– Я попал, – сказал он ей, еще не веря в свою удачу. – Пять талеров мои!

– Постой, постой! – цветной парнишка выскочил вперед. – Какие талеры? По уговору надо было в яблоко попасть! Нитка не считается! Так, горожане? Так?

«Еще чего! – загомонил народ. – Наобещал, а теперь на попятную?»

– Жулик!

– Фигляр!

– Сам попробуй попади!

– Гони деньгу, плясун канатный! Нечего мальца дурачить!

Парень растерялся и метнулся за кулисы. Через минуту оттуда выглянул силач, уже набросивший на плечи теплый стеганый кафтан. Он бросил на толпу оценивающий взгляд, посмотрел на девушку. Покачал головой. Взгляд его Телли не понравился, и он уже уверился, что нежданный выигрыш уплывает из рук, как вдруг девушка встала на его защиту.

– Отдай деньги, Арни, – вдруг сказала она.

– Он не попал в яблоко, – возразил тот. – Олле сказал…

– Олле – дурак и жадина, – выругалась та, шагнула к занавесу и подобрала дротик. – Ты не понимаешь. Он целился в нитку. Отдай ему деньги.

Тот помедлил, затем полез в кошель.

– Держи.

В подставленную Телли ладонь легли пять кругляшей серебра. Телли почувствовал, как губы его против воли растягивает глупая улыбка. Он поднял взгляд на девушку.

– Спасибо.

– Не стоит, – отмахнулась та. Прищуренные, цвета кожуры спелого ореха глаза ее смерили Телли внимательным взглядом. – Ты здешний?

– Нет. Вернее – да… Хотя, на самом деле – нет.

– Хочешь поработать с нами? – Тил покачал головой. Девушка вздохнула: – Ну ладно. Все же заходи как-нибудь еще. Поговорим.

– Я… может быть. Потом.

Толпа к этому времени уже потеряла к Телли интерес; парнишка на канате затеял новую потеху.

– А кто мне даст один башмак? – взобравшись наверх, подзадоривал он зрителей. Поверх цветастого трико он зачем-то напялил широкий холщовый фартук. – Эй, вы, внизу, а ну-ка дайте мне по башмаку! Спорю, что заставлю их плясать на канате вместе со мной!

– На что спорим? – азартно выкрикнули снизу.

– А хотя б на медяк! Ну? Э! Э! Не все сразу! Эй, Вилли, собери у них монетки.

Вилли отложил свою лютню и с шапкой пошел по рядам. Снизу вверх полетели башмаки. Олле ловко их ловил и складывал себе в подол. Когда их набралось десятка полтора, он дал понять, что хватит, ловкими скользящими шагами выбежал на канат и стал приплясывать на нем, рукой придерживая фартук с башмаками.

– Ха! – вскричал он. – Видите? Вот я пляшу, и ваши башмаки – тоже!

«Вранье!» – закричали в толпе. – «Надувательство!», «Деньги назад!»

– Какое надувательство? – с притворным удивлением заявил тот. – Я ж не обещал, что башмаки запляшут сами по себе! Я сказал, что они будут плясать на канате вместе со мной!

Кто-то засмеялся, кто-то засвистел. Публика, конечно, понимала, что ее одурачили, но также понимала, что и Олле по-своему прав, да и связываться с циркачами, средь которых был такой силач, как Арни, не хотелось никому. Плясун меж тем принялся швырять башмаки по одному обратно, и в толпе началась давка. Казалось, это веселило циркача еще больше.

– Хотели потеху? Получайте! Эй, толстый, держи свой башмак!

– Это не мой! – выкрикнул какой-то горожанин, стоя на одной ноге и потрясая зажатым в кулаке грязным башмаком.

– Ах, ошибочка вышла… Сейчас. Оп! Ой, извините, не хотел… Следующий!

Толпа обступила один из столбов, меж которыми был натянут канат, и принялась его раскачивать. Олле оступился и повис на руках, кривляясь и хохоча. Оставшиеся башмаки градом посыпались вниз, на головы горожан.

– Побьют, – девушка из-под ладони наблюдала за проделками канатоходца. – Как есть побьют. Ах, Олле, Олле… К такой бы ловкости хоть чуточку ума! Арни, ну сделай же что-нибудь!