– Телли! – уже громче позвал он и вновь не получил ответа. Предчувствие беды усилилось. Травник ругнулся и потянул с гвоздя свой кожух. Свеча мигнула, ярко вспыхнула в последний раз и погасла. Разбуженный дракошкиной возней, проснулся Рудольф.

– Который час? – спросил он. Отблеск угасающих углей ложился на его лицо нелепой движущейся черно-красной маской. Как будто отвечая на его вопрос, далекий колокол на башне отрывисто ударил один раз и смолк. Рудольф и Жуга встревожено уставились друг на друга.

– Телли еще не приходил?

– Нет…

– Черт… – Жуга скрежетнул зубами и заметался, разыскивая шапку. Не нашел, махнул рукой и схватил свой посох. – Непоседа. Я ж предупреждал!

В этот миг в дверь заколотились.

– Откройте, это я! – кричал заполошно ломкий мальчишеский голос. – Откройте!

Весь мокрый, в грязи, Телли ворвался в дом, как будто за ним гнались черти. Сам захлопнул дверь, задвинул засов и без сил опустился на пол.

– Тебя что, опять побили? – Жуга с опаской посмотрел на дверь, но там все, вроде, было тихо. Телли помотал головой и протянул ему сумку.

– Там… – всхлипнул он, – я вид… я видел…

Он заплакал.

– Ну? – травник присел и отпихнул в сторону дракона, который уже проявлял к сумке самый недвусмысленный интерес. – Что случилось? – он встряхнул мальчишку за плечи. – Да говори же! Что ты видел?!

Телли не отвечал.

… Удар, прыжок из темноты, горящие глаза, короткий визг, падение, разодранная плоть, мокрый шорох соломы под ногами… кровь бьет фонтаном из разорванных артерий, запоздалый взмах ножа и крик, крик, крик – отчаянный, безумный, переходящий в бульканье и хрип…

Жуга пошатнулся и схватился за косяк. Прикрыл на миг глаза.

– Что ты видел? – повторил он свой вопрос, уже зная, что услышит.

– Собака… – выдавил тот, глотая слезы. Телли смог сказать всего одно слово, но и этого хватило, чтобы у Рудольфа забегали мурашки по спине. А через миг мальчишка взглянул на травника и вдруг забился в судорожном крике:

– Не смотри на меня! Не смотри на меня так!!!

Редко когда в своей жизни Жуга бегал так быстро, хотя прекрасно понимал и знал, что не успеет. Знал, понимал, и все равно бежал, разбрызгивая лужи, срезая путь кривыми переходами дворов. С разгону налетел на целовавшуюся в подворотне парочку, девица взвизгнула, парень выругался и схватился за нож, но Жуга уже исчез за поворотом. Город кружил, петлял, запутывал дорогу паутиной узких переулков, городил на пути баррикады развалин. Неровная брусчатка мостовой блестела каплями недавнего дождя. Было стыло и холодно.

Он опоздал.

У «Двух Башмаков» уже гомонил народ, кто-то притащил фонарь. Холодея сердцем, травник протолкался сквозь толпу.

– Что стряслось?

– Хозяина порешили, – с веселым возбужденьем охотно сообщили ему. – За стражей уже побегли.

– А за лекарем?

– На хрена за лекарем? и так подохнет… Че ты пихаешься?! Ща как пихну…

– Заткнись!

В голосе травника было что-то такое, от чего словоохотливый зевака тут же заткнулся и поспешно уступил ему дорогу.

В корчме, у самой стойки, лежал Томас. Травник протолкался сквозь вонючую, пропахшую пивом и страхом толпу и содрогнулся.

– Боже мой…

Такого он не видывал давно. Кабатчик еще дышал – залитая красным грудь его прерывисто вздымалась и опадала. Разодранное горло пенили пузыри, среди лоскутьев мышц и жил синевато и страшно блестели оголенные кольца трахеи. Руки до плеч покрывали укусы, рваные, с махрами содранного мяса; в их глубине белела кость. Кровь судорожными толчками била из разорванных вен, заливая пол вокруг неровной черной лужей. Люди в корчме стояли молча, переминаясь с ноги на ногу. Никто не решился подойти к лежащему, переступить неровный круг света от старого свечного фонаря, висевшего как раз над ним, как будто это могло им чем-то навредить.