Я перевела туманный взгляд на мужчину и почувствовала, как в глазах собираются слезы. Боль потери, камнем засевшая в груди, наконец нашла выход в эмоциях, но почему сейчас, в кабинете Рувара?

Первая слезинка покатилась по щеке, вторая… Я заплакала.

— Теперь вы плачете, — протянул капитан. — Что же вы сразу не прибегли к этим уловкам?

Уловки… уловки!

Сегодня в Тоглуане прощаются с Брадо, а я, его дочь, здесь, на границе владения, и какой-то индюк в форме смеет говорить, что я прибегаю к уловкам! Одной рукой я придерживала живот, в котором толкался мой малыш, а другую опустила на стол, и от нее по нему, прямо на бумаги, побежал темный красноватый огонь.

Рувар подскочил, схватил бумаги и отошел к стене. Несмотря на испуг, он держал себя в руках.

— Прекратите это, эньора, это в ваших же интересах, — произнес он чуть дрогнувшим голосом.

Я не могла прекратить: слезы текли по моему лицу, а огонь тек из моей руки и с аппетитом пожирал все, до чего дотягивался. Это была не обычная черно-красная пугающая стена огня, не вспышка и искра, а жадное, но вполне мирное пламя. Мой малыш впервые действует так… это следствие испуга или он реагирует на мое состояние?

— Хватит, эньора! — уже более твердым голосом сказал Рувар, когда пламя охватило весь стол. — Побаловались и полно!

— Это не я.

— Уберите огонь или я буду вынужден записать, что вы применили против меня великое искусство!

— Пишите! — вскрикнула я и, опустив руки прямо на горящий стол, позволила себе разрыдаться; я не могла ни о чем думать, не могла ничего контролировать, я плакала слезами и огнем.

Рувар постоял еще немного у стены, а потом вышел.

Меня все-таки перевели в Бэрр, но уже не просто как подозрительную эньору, а как эньору, применившую против пограничника великое искусство. Вито остался в приграничье, чтобы встретить наших людей, то есть пладов, которые в курсе моей тайны; Рензо с Нерезой, конечно же, сопровождали меня, но ехали мы в разных экипажах. После того как я выплакалась в кабинете Рувара и сожгла его стол, мне стало легче, так что когда за мной пришли, я уже была относительно спокойна.

Бэрр оказался крупным и шумным городом; мы въехали в него, когда люди расходились с главной площади после прощания с владетелем Тоглуаны. Конечно же, это прощание было символическим, потому что, как я знаю из газет, ритуальный похоронный обряд был проведен в Колыбели туманов, куда прибыли сам император с семьей и родовитые плады империи. Глядя из окон экипажа на печальные лица горожан, я снова расклеилась и начала бесшумно плакать; молодые полицейские, сидящие рядом со мной, сделали вид, что ничего не заметили.

Я ожидала, что меня запрут где-то в очередном участке, но я ошиблась: экипаж въехал за ворота самой настоящей крепости. Когда экипаж остановился, сопровождающие вывели меня наружу.

К нам подошел невысокий рыжий мужчина в форменной темно-серой одежде с нашивкой в виде язычков пламени на груди. Сопровождающие поприветствовали его и передали ему бумаги о переводе.

Пока рыжий изучал бумаги, я оглядывалась: где там мои?

— А мой муж? — спросила я у молодчиков, которые доставили меня в крепость.

— Объелся груш, — хохотнул один из парней, а другой, более серьезный, ответил:

— Посторонним сюда нельзя. Сначала нужно получить разрешение на посещение.

«Разрешение на посещение!» Меня что, серьезно запрут здесь как преступницу?

Меж тем тип в форме изучил бумаги, поглядел на меня и, хмыкнув, сказал:

— Ну что ж, эньора, добро пожаловать. Вам у нас понравится.

— Сомневаюсь, — процедила я.

Рыжий жестом указал, чтобы мы следовали за ним. Тот парень из моего «почетного эскорта», что показался мне более серьезным, попросил позволения взять меня под руку, и я не стала отказываться – беременным не до гордости, к тому же я устала в дороге, взмокла от жары, ноги опухли, да еще и живот продолжало нехорошо потягивать. Мы прошли мимо охраны в какую-то дверь и начали подниматься по лестнице, затем был переход и снова лестница… наконец, мы оказались внутри крепости в темном прохладном коридоре.